— А вы подумали о месте? Где вы окажетесь?
— Доктор говорит, что как раз этим он управлять способен. Я даже могу выбирать. Ассортимент, правда, этих точек «тэта» невелик: Тибет, Антиподия, Атлантический океан — мы туда как раз войдем через несколько часов. И, не смейтесь, Калужская губерния.
— И что вы выбрали?
— Пока Калужскую губернию. Но вот взял в библиотеке книженцию, знакомлюсь с ландшафтом Австралии, — Стычкин вытянул из-под стола толстый том Британики и засмеялся. — Вы, кстати, не знаете приличного питейного заведения на пересечении 125 меридиана и тропика Козерога?
— Увы. А почему, поручик, вам все же не остаться? Времена меняются…
— Ах, Макаров, перестаньте. Я думаю, вы бы сами, если б не сковывающие вашу свободу обстоятельства, пустились в эту авантюру. Конечно, это не дешево — пять тысяч фунтов, но оно того стоит.
Меня немного удивило, что у поручика, пересекающего океан по самому дешевому классу имелись такие сбережения. Но после всего случившегося это было самое малое, чему бы следовало удивляться.
— Стычкин, а почему вы верите, что это чудо вообще возможно?
— Я не верю, я знаю это. Наверняка.
— Откуда же?
— Макаров, вы видели на лице доктора шрам? — Стычкин понизил голос. Я кивнул. — Так вот, я знаю, кто и при каких обстоятельствах нанес доктору это увечье.
— А каким образом это доказывает.
— Слушайте. Года два назад в нашем полку появился капитан Гореватых. Он много повидал и был, как рождественский гусь яблоками, нашпигован всяческими историями. Веры ему среди наших было мало, но меня он веселил. Среди прочих небылиц, рассказывал он и про доктора Смородина. Да-да, не про мифического профессора Самородникова, а про нашего с вами общего знакомого. Так вот, Гореватых утверждал, что побывал с его помощью в прошлом. Дело было так: их полк, где они оба служили, был расквартирован в Замойске, этаком дохлом городшке в Калужской губернии. Не знаю, на какой почве, но они сблизились. И в один прекрасный день Смородин ему рассказал о возможности перепрыгнуть в другое время. Гореватых, авантюрист по складу натуры, семьи не имел и, в общем-то, настоящим дорожил мало. Они ударили по рукам. Смородин, кончено, взял с него денег, кажется, рублей двести — все, что у капитана было припасено — и повез загород в лес, в маленькую сторожку. Там нацепил на него какие-то металлические прищепки и поставил укол. Гореватых потерял сознание и через какое-то время очнулся в версте от сторожки, простите, мордой в муравьиной куче. Что с ним происходило, Гореватых не помнил. Но обратную дорогу и сторожку нашел, а в ней доктора, собирающего свой саквояж. Тот, конечно, удивился, начал извиняться, то да се, ошибка в расчетах, непредвиденные обстоятельства. Гореватых, вышелушивая муравьев из-под воротничка, потребовал, естественно, деньги назад, но доктор отказал, сославшись на то, что потратился на приборы и химическое вещество. В общем, завязалась потасовка, и в итоге капитан выхватывает саблю и как скальпелем ставит метку на лице доктора. Точно такую, как мы можем видеть на лице нашего Смородина… Как только доктор начал про игры со временем рассказывать, я эту историю сразу и вспомнил.
— Стычкин, все это любопытно. Но я не вижу ни одного доказательства. Скорее, наоборот.
— Не торопитесь, Макаров. Сейчас будет самое интересное. Гореватых возвращается в город, поднимается к себе на второй этаж, входит, злой и уставший, в свою комнату, отстегивает саблю, раздевается, в сердцах кидает на стул китель. И что вы думаете, выпадает из-под подкладки? — Стычкин откинулся на спинку дивана. — Тридцать золотых наполеондоров и брегет. С эмалью и дарственной надписью «Дорогому Луи от любящего сердца». Все это было завернуто в какую-то французскую газетенку, датированную июлем 1812 года. Часы и один наполеондор я сам видел, клянусь честью.
Поручик посмотрел на меня, оценивая впечатление, которое произвел его рассказ. Я молчал.
— То, что это подстроил доктор, исключено. Ему не было никакого резону подсовывать капитану доказательства ценностью, превышающей саму цену билета. А потом, спустя пару недель к Гореватых потихоньку начала возвращаться память, но не полностью, а такими яркими обрывками. В общем, скоро капитан окончательно поверил, что побывал в 1812 году и лишил какую-то наполеоновскую тыловую крысу имущества. Гореватых даже решил извиниться перед доктором. Приехал к нему на квартиру, но выяснилось, что тот уволился и отбыл из расположения полка в неизвестном направлении. Каково?
— Ну, что же, рад за вашего капитана. Только одно мне не понятно, чего вы хотите от меня? Денег?
— Ха, деньги — ерунда. Я прошу вас, Макаров, стать моим секундантом.