Видит Мальчик лежит прямо на пороге детина-великан. В рванье одет, босиком, но в галошах. Подмигивает, гримасничает, губы в кровь разбиты. «Кудряш, — спрашивает, — когда деньги отдашь?» «Какие, — удивился Мальчик, — деньги?» Мужчина вовсе незнакомый. А у того, видать, была присказка такая.
Тут бабушка прибежала, Мальчика за шиворот в дом втащила и сразу ему — по заднице. Она добрая была, но вспыльчивая. А детина тут же перестал паясничать, встал перед ней навытяжку и руку протянул: подай, мол. Мальчик вдруг нищего пожалел, говорит бабушке: «Дай ему копеечку». Она и дала. Тот вежливо «мерси» говорит, а Мальчику уголком глаза подмаргивает: еще повстречаемся. И повстречались, юный мой друг. А может, и нет, сам пока не знаю. А попрошайка, тем временем, ушел.
Так он, наверно, колдун был. У него за спиной мешок, а там — украденный другой мальчик. Глазом он его усыпил или придавил слегка. «Неслухов они воруют», — объяснила няня. И с тех пор Мальчик стал послушным, но все равно не упасся. Послушным тоже не всегда жизнь — малина. Признаться тебе, послушных я прежде ох как не любил. Встречу послушного, так сразу хотелось подзатыльник ему залепить. Потом подрос и понял, что маму с папой надо слушать, чтобы они прожили подольше. Очень плохо без них, даже взрослому. Это ты уж мне поверь.
Теперь слушай дальше. Выходил Мальчик с бабушкой гулять на скверик. Скверик-то был махонький: деревца хилые, пыльные. Зато посредине — клумба. На ней маки огнем полыхают, горят как зажженные свечки. В общем, скверик каких много. На скамейках бабушки сидят и — блям-блям — соседям косточки перемывают. А дети рядом в песочке ковыряются. Но и тут не без колдунов, подохни они все!
Глава 2. Девочка Маша
Ровно в полдень ведьма на сквер выходит, — сухая карга, морщинистая вся, в черном вся, пыльный подол по земле волочит. И замирают все, и затихают все, даже птицы не чирикают. Сидит старая ведьма одна-одинешенька. Она круг на земле своей клюкой чертит, и не заступи за черту — погибнешь.
Мальчик-то в бабьи сказки не верил. И девочка, подружка его, тоже не верила. Оттого и случилась с ней беда. А добрая была девочка, хорошая, личико ангельское. И в платьицах кисейных ходила, как принцесса. Имя тоже красивое, как нотками-слезинками рассыпается: Мария ее звали. И нет лучше имени во всем белом свете. Для Мальчика имена цветные были. Так это — бледно-розовое, чуть в голубинку, как свежая пастила. Надела Маша как-то Мальчику на палец медное колечко и в щеку его чмокнула.
Ведьма, бывало, как ее увидит, вся слюнями исходила. Текли слюни, на платье капали. И ртом своим беззубым черные заклинания шептала. Уберегал Машу до поры ангел-хранитель. Но отвеять ли ему беду своими стрекозиными крылышками?
Разбегались как-то дети, страх потеряли. И заступила Маша за колдовскую черту своим сандаликом. Тотчас земля содрогнулась, стон могучий по скверику разнесся, рык отчаянный. Детишки от страха к своим бабушкам разбежались, носами в их теплые юбки уткнулись. А ведьма — как ни в чем не бывало, только пальчиком погрозила. Коготок свой с улыбкой покусала и говорит: «Хорошая какая девочка, и платьице красивое. Жить бы тебе, да жить». А Маша ей язык показала и — бегом домой.
Наутро Мальчик глаза открыл и видит — сидит на карнизе белая голубка и грустно так курлычет. А носик у нее — красненький, как в крови испачкан. Встал Мальчик с постели и тихонько по стеклу постучал. Скосила к нему глаз свой голубка и ввысь улетела, в небе синем растаяла. Как не было ее.
Погулять вышел Мальчик, смотрит — из-за угла черная карета выезжает. Два битюга ее влекут, черные тоже. Цокают кони копытом, карета по булыжникам переваливается. А тетка-дворница шлангом тротуар поливает. «Совсем дурная, — Мальчик подумал, — все равно ж натопчут».
Сгинула Маша, ангельская душа. То ль во сне, то ль гадкая ведьма ее заколдовала, но встала девочка на подоконник, ввысь взлететь хотела, как голубка. Но злые силы нас книзу влекут, а она жесткая, земля.
Мальчику стало страшно с той поры жить на свете. По ночам в постели ему не спится. Бабушка молитву пробормотала и — храпит. А он мается, ворочается с боку на бок. За окном луна — желтая, полная. На улице голоса — шепчутся, перешептываются. Блики на потолке скользят.
Игрушки мальчик совсем забросил, и книжки с картинками. Сидит — смерти боится. Няня, бывало, к нему подойдет, по головке погладит, леденчики сунет, чтобы не грустил. А он ее спрашивает: «Смерть, няня, это когда — как?» Няня у него мудрая была старуха. Она ему отвечает: «Смерть, это когда в землю тебя зароют». Мальчик еще больше пригорюнится. Няня тогда ему еще леденчика сунет и щепоткой его перекрестит. Мальчик-то шоколадки любил, а не леденчики. Так он их сразу глотал, чтобы не сосать и не грызть зубами. Няню не хотел обидеть. Добрый был Мальчик.