— Верно, Рольсен, — сказал Марк. — Фокус лишь в двух вещах. Автозапросчик всего-навсего либо пропускает корабль, либо поднимает тревогу, а тут в ответ на любой сигнал разума, — естественного или, как выяснилось с вашим «Чивером-2923», даже искусственного — меняется конфигурация поля. Это раз. А два — ну зачем, спрашивается, космодрому знать истинную суть корабля, вошедшего в его зону? Да и понятия такого нет, во всяком случае — инструкциями оно не предусмотрено.
— Ну, это уж и вовсе пустяки, — сказал Рольсен и вновь выключился из беседы: не хватало ему еще и тут, на Капкане, обсуждать все те же вечные проблемы: что сказано, чего не сказано, а чего и вообще не может быть сказано в инструкциях!
Марк и Энн тоже сидели молча, и в комнате установилась странная, никого из них не удивляющая и не гнетущая тишина.
…Поразительно, думал Марк, как просто и естественно решился вопрос, столь мучавший их в свое время: как узнают они, как почувствуют, что долгожданный «час Ч» наступил, как сумеют выбраться из замкнутых кругов своих не-жизней, что за могучий импульс должен пробить броню, за которую они сами запрятали себя. «Ясновидение любви», — вспомнились ему старые слова не то из позабытого романа, не то из какого-то бесконечного сна, который, быть может, виделся ему все эти годы.
…До какой же степени точно представлял себе земной Марк все то, что может произойти в ее душе, думала Энн. Пожалуй, только теперь она по-настоящему поняла, как глубоко и сильно любил ее Главный — так, что сумел прозреть будущее, во всяком случае в том, что касалось ее, Энн, чувств и мыслей. Нет, не глаза или голос, не походка и цвет волос. Умение забывать себя до полного растворения в делах, радостях и горестях другого — вот что составляло суть Марка Морева, и земного, и капканского, именно ее сохранили гены, и она же безошибочно была нащупана «проявителем» планеты-ловушки. Наверное, Главный считал, что его восемьдесят лет не дают ему права на счастье. А может быть, жертвовал им ради успеха экспедиции? Или же он думал о своем далеком предке, носившем его фамильное имя, которого Энн могла спасти — она и никто другой?..
Пауза затягивалась, и Марк стал в подробностях рассказывать об устройстве климатизаторов — механизмов, не только поддерживающих жизнедеятельность людей, но и снижающих до приемлемых пределов воздействие капканского поля. С какой-то непривычной отстраненностью Энн вспоминала, как подолгу Рольсен находился вне климатизаторного поля, порой даже без скафандра.
Морев-6 между тем стал говорить совсем о другом — не о технических деталях, к которым Рольсен проявлял известный интерес, а о проблемах разрешенности эксперимента, всегда волновавших Энн. Но Рольсен выразил такое подчеркнутое равнодушие, даже безразличие к словам Марка, что Энн оставалось лишь предложить Мореву обсудить эту тему по дороге к его дому, куда она вызвалась проводить его — при молчаливом неодобрении Рольсена.
Ничего, кроме новой волны раздражения, посещение Морева-6 у Рольсена не вызвало. Ну да, конечно, его концепция капканского захвата не лишена интереса. Хотя, с другой стороны, не скажи им он, Рольсен, о бросающейся в глаза аналогии с номерными знаками и автозапросчиком — сами, наверное, так и не догадались бы.
Идея климатизаторного рая — недурна. Но вот существовал же он, Рольсен, месяцами вне этого технического Эдема — и ничего, слава Эйнштейну, с ним не случилось. Более того, нашел «ЧИВЕРА ПЕРВОГО»!
Ну, а уж все заумные заламывания рук, которые последовали за принятыми чиверянами вполне разумными техническими решениями, он, Рольсен, понимать попросту отказывается. Уж и климатизаторы построены и действуют, и трансформаторий в принципе придуман, а они все еще ломают голову над «главной», видите ли, задачей. Сама идея трансформа-тория должна, по их понятиям, пройти главный тест — на разрешенность эксперимента. Иными словами, чиверяне раньше всего должны сами себе ответить на вопрос: допустимо ли в данных условиях вмешиваться в биологический цикл развития людей ради того, чтобы сохранить для Земли возможность когда-нибудь обнаружить свое поселение на этой неисследованной планете и тем самым соблюсти требования 26 параграфа инструкции в обстоятельствах, казалось бы, исключающих его выполнение? Можно ли превращать индивидуальную волю к жизни в коллективное выживание? Позволительно ли экипажу суперкрейсера Экспедиции Разрешенных Экспериментов ставить для себя цель сохранить на Капкане человеческую популяцию, обратив для этого офицеров-исследователей в некое подобие круговорота веществ в природе? Разрешают ли высшие принципы, заложенные в инструкции, делать из коллектива пилотов и научных работников машину, законсервированную и самообновляющуюся, но пребывающую в бездействии до того момента, когда некая внешняя сила побудит ее функционировать?