Золотая легенда. Том I

Средневековые авторы, как правило, не давали точных ссылок на свои источники. Приводя цитату, Иаков Ворагинский отмечает: «Как сказано у пророка...», «Бернард говорит...» или пишет в заключении фрагмента: «Так у Августина». В тексте перевода отмечены все цитаты из Священного Писания; приводя их, переводчики ориентировались на Синодальный перевод за исключением тех случаев, когда вариант Вульгаты или собственный вариант Иакова Ворагинского с ним очевидно расходятся. В постраничных примечаниях к переводу даны ссылки на произведения средневековых авторов. Следует отметить большую точность приведенных в Золотой легенде латинских цитат из богословских и исторических трудов. В алфавитном указателе в конце книги даны краткие сведения об авторах, имена которых упоминает Иаков Ворагинский.

Поскольку главы Золотой легенды повествуют о событиях разных эпох, переводчики столкнулись с проблемой перевода топонимов. Наилучшим показалось следующее решение, сохраняющее свойственную книге пестроту стилей: топонимы, имеющие отношение к святым раннего христианства, сохранены в латинизированных формах, названия же городов и местностей, относящихся к событиям, близким Иакову Ворагинскому по времени, даны в современной написании.

Комментарии к I-LXXXV главам носят по преимуществу источниковедческий характер. Авторы перевода видели свою задачу в том, чтобы собрать для русского издания Золотой легенды краткие сведения о текстах, повлиявших на сложение каждой из глав этой великой книги.

В комментариях к ряду глав приведены фрагменты из мартирологов Беды Достопочтенного, Адона Виеннского, Рабана Мавра и Узуарда Сен-Викентского, впервые переведенные на русский язык. Эти тексты позволяют понять, как складывалась традиция написания кратких свидетельств о деяниях святых, продолжателем которой стал Иаков Ворагинский. Кроме того, в мартирологах отмечены принятые в Средние века даты дней памяти святых, определившие последовательность глав Золотой легенды.

В большинстве комментариев даны ссылки на доминиканские сочинения, ранее не привлекавшие внимание отечественных историков. Во-первых, это легендарий Жана де Майи Краткое изложение деяний и чудес святых[463], в котором собран разнообразный агиографический материал. Далее, это энциклопедический труд Винсента из Бове Историческое зерцало[464], также известный Иакову Ворагинскому. Наконец, это доминиканский лекционарий 1254-1256 гг.[465], фрагменты из которого вошли в Золотую легенду. Более подробный анализ взаимовлияний, сходства и различия между книгами доминиканских авторов первой половины XIII в. — задача отдельного исследования, материалы для которого собраны в настоящих комментариях.

Переводчики благодарят Ксению Михайловну Борисову и Григория Игоревича Борисова за помощь при сверке текста книги с латинским оригиналом и составление аннотированного указателя имен средневековых и античных авторов. Приносим благодарность Татьяне Юрьевне Петрухиной, Ольге Сергеевне Кравец и Анастасии Игоревне Золотухиной за сверку отдельных глав перевода с латинским текстом Золотой легенды. Искренне благодарим также коллег-искусствоведов — преподавателей кафедры Всеобщей истории искусства Исторического факультета МГУ Марину Александровну Лопухову и Надежду Анатольевну Налимову и аспиранта этой кафедры Юлию Витальевну Хабарову за неизменную помощь и постоянное внимание к работе над переводом Золотой легенды.

Глава I. Об Адвенте Господнем

Adventus в переводе с латинского языка означает пришествие. Этим термином в римском обряде принято обозначать литургический период подготовки к Пришествию, то есть Рождеству Христову (этот период начинается с воскресенья, ближайшего к 30 ноября — дню памяти святого Андрея). Стремясь к сакрализации времени человеческой жизни, Иаков Ворагинский подчиняет его временам литургического года. Именно поэтому Золотая легенда, как и годовой круг богослужений Католической Церкви, открывается повествованием об Адвенте. Однако само Пришествие толкуется четырехчастно, распадаясь на четыре смысла: «Христос пришел во плоти, пришел в наши души, пришел в смерть нашу и придет, чтобы вершить суд». Тем самым историческое событие Рождества Христова приобретает моральное и эсхатологическое значение. С этой многозначностью в понимании Пришествия связан двойственный характер Адвента: это время радости перед встречей с родившимся Христом, Который «творит все новое», но это и время скорби о грехах перед встречей с Христом, грядущим судить мир.