Читаем Золотая легенда. Том II полностью

Золотая легенда. Том II

Однажды Арсений услышал голос, произнесший: «Идем, я покажу тебе дела людей». Авву отвели в некое место и показали ему эфиопа:тот рубил дрова и делал из них огромные вязанки, которые не мог взвалить на плечи. Затем эфиоп вновь рубил дрова, добавлял их к прежним вязанкам и делал это снова и снова. Ему показали человека, который таскал из озера воду и наливал в дырявую бочку, стремясь наполнить ее до краев. Ему показали храм и двоих мужей верхом на конях. Каждый из них поперек седла держал бревно: оба хотели войти в храм, но не могли, поскольку им мешало бревно, лежавшее поперек седла. Тот голос объяснил, говоря: «Перед тобою те, кто несут ярмо высокомерного суда и не желают смириться: поэтому эти двое останутся за пределами Царства Господня. Тот человек, что рубит дрова, отягощен многими грехами, но вместо того, чтобы покаяться, не отвращается от грехов, но прибавляет к одному нечестию другое. Тот человек, что черпает воду, совершает добрые дела, но они перемешаны с дурными, и потому он губит все добрые начинания[475].

Вечером в субботу, в канун воскресного дня, Арсений обращался спиной к заходящему солнцу и стоял, воздев руки к небу, пока на рассвете в воскресенье восходящее солнце не озаряло его лик своим сиянием. Только тогда он садился на землю[476].

Так рассказано в Жизнеописаниях Отцов.

CLXXIX. De Sancto Agathone abbate
О святом авве Агафоне

Авва Агафон три дня держал во рту камень, пока не научился молчанию[477].

Один брат, придя в монастырь, сказал себе: «Стань подобен ослу: осел ревет, но не говорит, терпит обиды и не отвечает — и ты поступай так же»[478].

Когда одного брата выгнали из-за стола, он ничего не ответил на это. Позднее, когда его спросили о том, он сказал: «Я положил в сердце своем, что я подобен псу, который уходит прочь, когда его гонят»[479].

Авву Агафона спросили, какая из добродетелей достигается наибольшим трудом. Он ответил: «Полагаю, труднее всего молиться Богу, ибо враги Божии постоянно стремятся расстроить Его молитву. Среди других трудов человек может иметь отдых, но тот, кто молится, постоянно ведет великую битву»[480].

Один брат спросил Агафона, как должно ему жить вместе с братьями. Тот ответил: «Так же, как и в первый день. Не будь самоуверен, ибо нет худшей страсти, чем самоуверенность, она — родительница всех других страстей»[481].

И еще сказал он: «Гневный, даже если может воскрешать мертвых, из-за своего гнева не угоден никому, он не угоден и Богу»[482].

Некий гневливый брат сказал себе: «Если бы я жил один, то впадал бы в гнев не так быстро». Однажды он наполнял кувшин водой и опрокинул его. Он наполнил кувшин снова и снова опрокинул. В третий раз он наполнил кувшин и опять опрокинул его. Тогда в гневе он разбил кувшин. Придя в себя, монах понял, что его искушает все тот же демон гневливости, и сказал: «Вот, я один, но гнев победил меня. Мне следует вернуться к братьям, ведь где бы я ни был, мне необходимы труд, терпение и Божия помощь»[483].

Есть и другой рассказ. Два брата жили рядом многие годы и никогда не испытывали желания рассердиться друг на друга. Однажды одни из них сказал другому: «Давай устроим ссору, как поступают люди, живущие в миру!». Тот ответил: «Я не знаю, что такое ссора». Брат сказал: «Я положу на середину черепицу и скажу: «Это мое!», а ты возрази мне, говоря: «Нет, это мое!», и это станет началом ссоры». Черепицу положили на середину. Один сказал: «Это мое!», а другой брат возразил: «Нет, это мое!». Тогда первый ответил ему: «Конечно, твое, возьми себе». И братья разошлись, ибо не могли поссориться друг с другом[484].

Авва Агафон обладал мудростью и разумением, был усерден в трудах и неприхотлив в пище и одежде. Он говорил: «Я никогда по своей воле не засыпал, храня в сердце обиду на кого-то, и не допускал, чтобы кто-то заснул, имея нечто против меня»[485].

Будучи при смерти, авва три дня пролежал неподвижно с открытыми глазами. Когда братья толкнули его, он ответил: «Я стою перед лицом Божия суда». Они спросили: «Тебе не страшно?». Он ответил: «С Божией помощью я трудился, как мог, чтобы сохранить завещанное Им, но я — человек и не знаю, угодны ли Господу мои труды». Братья сказали ему: «Как же ты не уверен в том, что свершил по воле Божией?». Авва ответил: «Пока не предстану перед Ним, не узнаю об этом, ибо суд Божий и суд людской — не одно и то же». Братья хотели расспрашивать его и дальше, но авва Агафон сказал: «Будьте милосердны, не говорите со мной, ведь я сейчас занят». Сказав это, он тотчас радостно испустил последний вздох, и все видели, как он собрался с духом как тот, кто приветствует любимых друзей[486].

Так рассказано в Жизнеописаниях Отцов.