Лицо матери было обрамлено краями его крохотной колыбели, вверх, к закопчённым балкам потолка уходили верёвки, несущие колыбель, они были украшены лентами. Пахло летней травой, мёдом, мокрой овечьей шерстью, брюквой, дымом, материнским потом. Тут же, рядом, у длинного стола рыжебородый отец его и ещё несколько мужчин обмывали в ушате руки, смеялись. По столу, между наполненными едой мисками, вышагивала бестолковая курица. Солнце пробивалось сквозь узкое окно, в его лучах вилась пыль и мухи, которых отмахивал от стола седобородый старец, с лицом тёмным и морщинистым, как дубовая кора, а глаза старца были зелёны, словно изумруды, светились изнутри, чёрные зрачки были не круглыми, а узкими щёлками, как у козы.
Мать ощупала обгаженную рогожку, Вишена засмеялся, слюни стекли с подбородка на пухлую шею, он думал, что мать будет рада его успеху, он вымочил на этот раз колыбель сразу всю. Она действительно улыбалась…
Но мир вокруг уже успел перемениться. Стала ночь. Звёзды были неподвижны на воде и мерцали. Вокруг, до края земли, были горы. В склонах гор были окна. В окнах свет. Везде неподвижно стояли люди, они были ростом кто под облака, кто ниже травы.
Все глядели на Вишену и говорили что то. Каждый своё и по своему. Из за облаков сыпался снег и сухая листва. Край земли дымно горел. Сам Вишена был уже седобород, как тот зеленоглазый старик, оставшийся в избе по ту сторону воды, но, когда конунг оглядел себя в отражение, он увидел свои глазницы пустыми…
Так начиналось предсмертие конунга Вишены.
Глава седьмая ВИШЕНА
— Конунг убит! — крикнул кто то на тропе.
— Вишена убит! Все сюда! Во имя Тора нужно найти тело конунга. Все! — зарычал где то в орешнике бас Гельги, и тут же он сам вывалился из зарослей. За его спиной слышалась возня, невнятные восклицания и клацанье стали. Гельга оглядел кучу тел в пыли под скалой, спины своих соратников, сдерживающих аваров вверх по тропе, и растерянно стоящих среди мёртвых Ингвара и Бирга. — Ну?
— Вот. Тут. — Бирг виновато указал рукой в бок убитой лошади.
— Да? — Гельга ладонью вытер пот с глаз, из за его спины возникли ещё несколько тяжело дышащих викингов.
— Кто убит?
— Вишена, — не оборачиваясь, сказал им Гельга. — Тех, в кустах, добили?
— Всех. Клянусь Бальдром, — был ответ.
В это время у реки разросся ликующий клич:
— Стовов и Совня!
Послышался шум, словно там разверзся водопад, торжествующе заголосили, заулюлюкали стребляне. Оттуда вверх по тропе, опираясь на меч, быстро шёл Рагдай, его сопровождал Эйнар, который за десяток шагов радостно крикнул:
— Те степняки, что вошли в реку, из неё уже не выйдут, клянусь Одином. Они сломались и бегут вниз по течению, их гонит Стовов! Хвала Одину! — Эйнар вдруг насторожился. — Эй, Бирг, ты чего так печален?
— Вишена убит.
— Как убит? Быть не может! — Эйнар в три прыжка обогнал Рагдая и закрутился на месте. — Где он?
— Тут, под этой лошадью и двумя аварами. Вон его голова, вся в крови. — Бирг отвернулся, будто так можно было скрыть невольную дрожь в голосе. — Я видел, что он его сейчас ударит сзади, но не успел приблизиться, чтоб отбить удар…
Приблизился наконец Рагдай. Безбородое его лицо было серым, с него капала вода, на плечах болтались обрывки водорослей.
— Снимите тела.
Варяги впятером перевернули труп коня на другой бок, за ноги оттащили тяжеленных аваров, отгребли ногами конские внутренности. Вишена лежал ничком, поджав под грудь руки, весь обмазанный кровью, будто бурым дёгтем. Бирг опустился на колени, втиснул ухо между землёй и щекой конунга:
— Не дышит, не дышит.
— Чудеса — удел богов. В Валгаллу есть только одна дорога, — окаменев, сказал Гельга. — Валькирия сейчас, наверно, несёт его к трону Одина на крылатых спинах своих коней. Смерть в бою лучше дряблого угасания. Оттого он и викинг, пусть даже из склавян.
— Оставим кого то охранять тело или понесём его тут же через реку к ладьям? — поднял голову Бирг.
— Эйнар побудет с ним, пока не кончится сражение. — Гельга кивнул в сторону гор.
Эйнар горестно кивнул.
— Рагдай, идёшь с нами? — спросил Гельга, уже направляясь туда, где в трёх десятках шагов вверх на тропе авары пытались разметать варяжскую дружину и выручить своих соплеменников, гибнущих в реке. На узкой тропе могли биться лишь три пары противников. Остальные ждали, чтоб сменить утомлённых, раненых или сражённых поединщиков. Совсем позади сидели вышедшие из схватки: щупали раны, глотали воду, напряжённо слушали шум сечи. Насколько можно было видеть тропу под утёсом, столько было на ней и аваров.
Может, семь, может, десять десятков, может быть, сотня…
Они спешились и щитами укрывались от редких теперь стрел, которые пускали со скалы стребляне, истощившие уже свои запасы.