Золото

Мужчины, которым я открывалась, всегда давили на меня. Сжигали мое сердце дотла и оставляли меня соскребать остатки. Возможно, мое сердце и сделано изо льда, но лишь потому, что мне пришлось заморозить его, чтобы оно уцелело. Я стала такой же холодной, какой все меня видели, а холод меня защищал.

Ведь ожог не может причинить вреда, если ты уже оцепенела?

– Впусти меня, – шепчет он в третий раз. Он просит. Ждет. Не требует, а на самом деле просит его впустить и дать шанс.

Дать шанс нам.

Доммик впивается в меня взглядом, дожидаясь моего решения.

Возможно, я наступаю на те же грабли. Возможно, перед лицом грядущей битвы мои желания усилились, поскольку я знаю, что легко могу умереть. Или, быть может, дело просто в Доммике – в том, что он каким-то образом нашел способ меня растопить.

Какой бы ни была причина, я наклоняюсь вперед, прижимаюсь губами к его губам и… впускаю его.

Этот поцелуй – схватка жара и холода, похоти и страха, отчаянного желания и разрушительных сомнений.

Этот поцелуй – судьбоносный.

И он сейчас совершенно не к месту, ведь, возможно, уже не за горами наша смерть.

Нам вообще не стоило встречаться, но мы встретились. Я никогда не чувствовала такой связи ни с одним мужчиной и, когда мы сливаемся воедино, хочу, чтобы поцелуй никогда не прекращался. Не хочу, чтобы мы останавливались. Потому что Доммик бросил мне вызов стать лучше. Стать более достойной правительницей. Но еще он наполнил меня таким неистовым желанием, что я не хочу его подавлять.

Я хочу его распалить.

Самое прекрасное в этом поцелуе то, что мы не командуем друг другом. Нет ни состязания, ни борьбы. Это обоюдная ласка губами и языком, равный обмен, танец, в котором мы ведем и следуем друг за другом поочередно.

Доммик отстраняется, еще держа меня в объятиях, как и тени, которые всегда кружат вокруг его тела, словно желая обвиться. Я оторопело смотрю на него, а он – на меня, и это напряжение между нами как будто стихает.

– Вот, – говорит он, и в его тоне звучит что-то похожее на обещание. – Вот чего я буду с нетерпением ждать после битвы.

Я мрачно посмеиваюсь, все еще чувствуя на щеках его обжигающие ладони.

– Может, не будет никаких «после», наемник.

Его взгляд темнеет – темнеют даже те искорки света, что прячутся в глубине радужек.

– Убедись, что оно будет, Царевна.

Меня потрясает его вера в меня. В прошлом в меня никогда не верили, и понимание этого мигом возвращает в настоящее. Возвращает к суровой правде о грядущем.

Я отхожу на шаг, чтобы прийти в себя.

– Ты нашел их?

На его лице появляется серьезное выражение.

– У нас есть несколько часов. До наступления темноты – самое большее.

Внутри у меня екает, но я киваю. Еще столько всего предстоит сделать.

– Симпатичное дополнение, – говорит наемник, кивнув на укрепленный мост. – Неудивительно, что ты рухнула в обморок.

Я пытаюсь стряхнуть снег с платья, но оно промокло насквозь.

– Мне нужно, чтобы ты отвел меня в город.

– Зачем?

– Еще нужно кое-что сделать.

Его глаза вспыхивают от гнева и неверия.

– Малина, ты только что упала в обморок…

Опять это слово!

Я пригвождаю его резким взглядом.

– Да, и знаешь, весьма неплохо отдохнула. Теперь я готова воспользоваться магией снова.

– Ну какая же ты заноза, – ворчит он.

– Ты меня поцеловал, но теперь я заноза?

– Никак не можешь перестать думать об этом поцелуе, да? – язвит он. – Может, он приснится тебе, когда ты снова рухнешь в обморок?

– Тогда меня точно стошнит, когда я очнусь.

Доммик смеется, и я тоже не могу сдержать легкой улыбки. Он засовывает руку в карман и что-то мне пихает.

Я хмуро смотрю вниз.

– Зачем ты даешь мне этот отвратительный кусок мяса?

– Хочешь снова применить силу? – кивает он на мои руки. – Тогда сперва поешь.

Я морщу нос.

– Вот от этого меня и правда стошнит.

– Завязывай с этой королевской избалованностью. Ешь, чтобы я мог хотя бы притвориться, будто ты восстановила силы перед тем, что собираешься сделать, упрямая женщина.

Вижу, что он не собирается уступать, потому съедаю вяленое мясо как можно быстрее, хотя оно очень жесткое, а на вкус ничуть не лучше, чем в прошлые разы. Когда я проглатываю последний кусок, Доммик проверяет, не прячу ли я мясо в руках, а потом протягивает мне воду.

Я выпиваю ее.

– Вот. А теперь пошли.

* * *

Небо темнеет, а холод становится ощутимее с каждым вдохом. Доммик провел меня по нескольким местам в Хайбелле, и стратегически важные улицы теперь тоже перегорожены ледяными барьерами и стенами. Они и близко не стоят по величине с теми, что я построила на мосту, но помогут защитить особо уязвимые части города. Никаких кирпичей – только слой толстого льда, устилающий дороги.

Мне пришлось торопиться, потому как люди либо разбегались, увидев, как я пользуюсь магией… либо проклинали и нападали на меня, думая, что я замуровываю их.

Переводя дыхание, я смотрю на крепкий ледяной барьер, руки дрожат от холода. За этим барьером расположены лачуги, грязная улица и обшарпанные дома.