Золото

Я привыкла злиться, но не привыкла к чувству стыда и вины. Оно засело у меня в груди кубиком льда, который причиняет неудобства всякий раз, как я вспоминаю слова наемника. Всякий раз, когда вспоминаю свои поступки.

Что значит – быть истинной правительницей Шестого царства? Какое это имеет значение, если мой народ хотел моей смерти, если они отвергли меня и мне пришлось бежать? Какое имеет значение, если я вернусь туда сейчас после всего, что натворила?

Что значу я… если не буду царицей Хайбелла?

У меня не было иной роли в жизни. Это единственное, что у меня есть.

И без нее…

Эмоции захлестывают меня сильнее, чем этот магический ветер. Моя же тень заволакивает меня сильнее, чем тени убийцы.

Потому что я… не справилась.

И, думаю, так было очень долго. Я не справилась не с тем, в чем меня обвиняли мужчины, а в том, кем я стала.

Спустя несколько часов, когда я готова свалиться от усталости из-за долгого полета в воздухе, тени рассеиваются. Я чувствую, как рука наемника подрагивает, после чего мы резко останавливаемся. Думается, это все равно что несколько недель плыть на корабле в открытом море, а потом внезапно оказаться на твердой земле. Даже стоя на месте, я все равно чувствую, будто перемещаюсь.

Я оглядываюсь и вижу, что мы стоим у холма, вокруг которого больше ничего нет, и снега так много, что мы в него проваливаемся.

– Где мы?

Наемник не отвечает, а я оборачиваюсь – в ту же секунду налетает ветер и откидывает его капюшон. Впервые за несколько дней я вижу его лицо и замечаю усталость и темные круги под глазами. Я не обратила внимание на его слова, когда он сказал, что тратит много сил, но теперь вижу истину. Я опускаю взгляд на его дрожащие руки.

Он замечает и сжимает их в кулаки, а потом прячет под плащом.

– Чего уставилась? – рычит наемник.

Брови у меня взлетают на лоб.

– Наболевшая тема? Не терпишь, когда люди на тебя смотрят?

– Никто и не хочет смотреть на меня, потому что я выгляжу иначе, – зло проговаривает он, и в его тоне сквозят горечь и пылкое осуждение. – Не прикидывайся, что не чувствуешь того же.

Я хочу тоже выплеснуть на него раздражение. Так бы я и поступила, если бы не чувствовала, как он напряжен. Как… уязвим. Впервые мне становится интересно, почему. Неужели в детстве над ним потешались из-за светлых пятен на темной коже? А во взрослом возрасте люди тоже были к нему жестоки? В животе колет, и я понимаю: мне не нравится думать, как издевались над ним люди. Как пялились.

И все же я знаю, что в моей жалости он не нуждается. Потому говорю:

– Смотреть на тебя? Нет, это мне даже нравится. Но мне претит тебя слушать.

Он удивленно хмыкает и смотрит на меня с недоверием. А потом качает головой, словно пытаясь прийти в себя.

– Тебе нравится смотреть на меня?

Вопрос звучит тихо.

Вкрадчиво.

Резко.

Я приоткрываю рот, желая дать колкий ответ. Такой, чтобы в моих словах отсутствовала нежность.

Но говорю правду:

– Да.

Он резко выдыхает от напряжения. Я чувствую, как его выдох проходится по мне опасным и заточенным клинком.

– Мне тоже нравится на тебя смотреть, Царевна.

Ладони покалывает. Раны покрываются свежим снегом.

– Почему? – тихо спрашиваю у него. У себя.

Наемник просто пожимает плечами.

– Не знаю.

Вот и я не знаю.

Я отворачиваюсь от него, от этого мгновения, потому что должна отрезать себя от него, пока не истекла кровью.

– Где мы? – прочистив горло, спрашиваю я. Я пытаюсь сбавить напряжение между нами, которое с каждым днем становится только сильнее.

Он задумывается, а потом отвечает.

– Деревня с другой стороны холма, – кивнув, говорит наемник. – Но мне нужно отдохнуть. Дай мне час.

Я удивленно смотрю на него.

– Ты перенес нас в деревню?

– Почти.

Оглядевшись, я прикидываю высоту холма. Он не очень широкий, и перейти его было бы несложно, если бы не густо падающий снег.

Мне нужно оказаться подальше от наемника.

Вот почему я начинаю медленно брести по снегу. Платье и чулки уже промокли до икр, поскольку мы весь день перелетали из сугроба в сугроб, но это неважно. Попав в деревню, я могу согреться у огня, разогреть еду, спать в удобной постели…

– Что ты делаешь? – спрашивает наемник.

– Оставшийся путь пройду пешком.

– Вернись, – говорит он. – Я же сказал, что мне нужен всего час.

Я оборачиваюсь.

– Да, но зачем ждать целый час на таком ветру, когда я могу просто обойти этот холм?

Я продолжаю путь, ноги поскальзываются, а мышцы горят от усилий. Я проваливаюсь в снег, который иногда доходит до колен, а еще приходится поднимать юбки и придерживать их на бедрах.

Наемник чертыхается, а потом я слышу, как он приближается ко мне, тяжело ступая по снегу. Поэтому я стараюсь ускориться. Подхватив повыше юбки и тяжело дыша, проваливаюсь в снег и пробираюсь по нему как можно скорее.

– Проклятие, да подожди ты.

– Отдохни, – отвечаю ему.

– Это ты отдохни, черт возьми, – слышу я его рык и понимаю, что он меня догоняет.

Я пытаюсь ускориться. Возможно, я пытаюсь сбежать от наших признаний. От наших игр в кошки-мышки.

– Сам сказал: тут недалеко. Отдохну, когда доберусь.

Внезапно он хватает меня за руку и останавливает. Я почти чувствую вину из-за того, как тяжело он дышит.