Золото

Ходжат на миг замирает, но протягивает руку и сдвигает ее ночную рубашку, показывая рану. У меня с шипением вырывается воздух. Кожа вокруг швов опухла и покраснела. Из нее сочится гной, а швы, еще соединяющие рваную кожу, покрыты кровавой коркой.

– У нее заражение, – хрипло говорю я.

– Да.

Я перевожу взгляд на него.

– Черт возьми, как это могло произойти?

Ходжат мрачнеет.

– Я был очень бдителен, капитан, но у нее очень глубокая и серьезная рана. Повезло, что нам так долго удавалось предотвращать заражение.

– Рана должна зажить!

Он смотрит на своих помощниц, и я наблюдаю, как они молча ретируются из комнаты. Когда мы остаемся одни, Ходжат говорит:

– Капитан, мне нужно, чтобы вы подготовились.

Пытаясь защититься от его слов, я опускаю плечи.

– К чему?

– К смерти леди Риссы.

Я смотрю на него с огнем в глазах, который прожигает меня насквозь.

– Нет. Я с этим не смирюсь.

– Значит, вы отрицаете, а это еще хуже.

Не выношу выражения его лица. Он смотрит с добродушным сочувствием, которое мне, черт подери, не нужно. Я скрежещу зубами, гнев, теплящийся внутри, вот-вот из меня прорвется.

– Вылечи ее!

– Я пытаюсь…

– Ты наш лекарь, так вылечи ее!

Рисса снова стонет.

– Не все так просто, – тихо говорит Ходжат, словно решил, что если он понизит голос, то и я буду говорить тише. Что если он будет соблюдать спокойствия, то и я тоже.

Но как я могу быть спокоен, когда по ее телу распространяется инфекция, и Рисса уже несколько недель не приходит в сознание?

– Я делаю все, что в моих силах. И буду продолжать. А сейчас для этого мне нужно промыть рану леди Риссы и снять швы, чтобы попытаться сбить ей температуру и что-нибудь в нее влить. И нужно, чтобы вы позволили мне это сделать.

Я начинаю метаться по комнате, как дикий зверь, пойманный в клетку, и, запустив руки в волосы, почти рву их на себе.

– Она не может умереть.

– Мы не способны противостоять смерти, капитан.

Я хочу разнести эту комнату по камешку и обрушить ее на гребаную гору. Но поворачиваюсь и выхожу, правда, случайно налетаю на женщину. Она точно не лекарь, ведь они одеты в лекарские мантии, а наряжена как наложница.

Женщина делает шаг назад и заправляет за ухо светлые волосы.

– Я ищу Риссу, она здесь?

– А ты кто такая? – гаркаю я.

Она прищуривает голубые глаза.

– Я Полли. Услышала, что ее ранили, от одного из солдат в доме наложниц.

Точно. Полли. Наложница, за которой ухаживала Рисса, пока та сходила с чертовой росы. Полли, которая обращалась с Риссой как с отребьем.

Она порывается войти в комнату, но я преграждаю ей путь.

– В тебе тут не нуждаются. О Риссе позаботятся.

Полли с вызовом скрещивает руки на груди.

– Я ее подруга и хочу ее видеть.

Я окидываю ее взором.

– Как понимаю, ты уже не торчишь от росы?

Она вспыхивает от гнева.

– Да кем ты себя возомнил?

– Ее другом, черт возьми. И без моего разрешения тебе к ней нельзя.

Полли испепеляет меня суровым взглядом.

– Просто спроси у нее! Она захочет меня увидеть.

– Твою мать, да не могу я спросить у нее, потому что она не просыпается! Проклятие!

Полли таращит глаза, и гнев выплескивается из нее, словно я вытащил пробку из водостока. Потом ее глаза наполняются слезами.

– Все… настолько плохо? – робко спрашивает она, опустив руки.

– Черт, да она умереть может. Вот как обстоят дела. Ты это хотела услышать? – рычу я.

Она вздрагивает.

– Пожалуйста, – теперь Полли просит тихим и умоляющим голосом. – Разреши мне ее увидеть. Мне нужно.

Заметив, что я хочу отказать, Полли хватает меня за руку.

– Пожалуйста, – снова взмаливается она. – Я знаю, что не была… – Она быстро стирает слезы. – Она сидела со мной, когда я болела. Просто позволь мне отплатить ей тем же.

Я хочу отказать. Может, потому что жажду наказать Полли за ужасное отношение к Риссе, пока мы направлялись сюда. Или, может, потому что я ублюдок. Но дело-то не только во мне.

– Ладно, – бурчу я и вижу, как на ее лице появляется облегчение. – Но не потому что ты это заслужила. А потому что заслуживает она.

– Спасибо, – кивает Полли.

Я отхожу, и она, не теряя времени даром, шмыгает в комнату. Я стою и вижу, как помощницы возвращаются по коридору с какими-то предметами для Риссы, поэтому останавливаю одну из них.

– Мне нужны иголка с ниткой.

Женщина с любопытством смотрит на меня, но протягивает иголку и нить. Тогда я поворачиваюсь и ухожу.

Пора осмотреть подземелья.

Когда я спускаюсь в камеру, Ману лежит на тюфяке и смотрит в потолок. На полу стоят пустая миска и кувшин с водой. Вчера лекарям удалось влить немного жидкости в Риссу – потому и Ману получил воду.

Везунчик.

Как только я закрываю за собой дверь, Ману резко садится. У него расстегнут жилет, туника болтается. Одежда грязная, волосы засалились, глаза налились кровью. Я не спускался сюда с нашей первой встречи. Хотел, чтобы он погряз в страхе. Хотел, чтобы он чувствовал себя беспомощным.

Потому что именно так себя чувствую я.

Я не могу помочь Риссе. Сколько бы ни приказывал, Ходжату, ей не становится лучше. Она даже глаза не открывает.

А теперь…