В отличие от римского императора Веспасиана, который считал, что деньги не пахнут, советских руководителей порой беспокоил антисоветский «душок», шедший от заграничной помощи. В середине 1930-х годов золотовалютная проблема в СССР уже не стояла так остро, как в начале десятилетия, и государство могло позволить себе идейно-политическую разборчивость. В 1934 году правительство запретило Торгсину принимать переводы из Германии и Швейцарии, приходившие в основном в Республику Немцев Поволжья через организацию «Братья в нужде». Запрет на переводы объяснялся тем, что сбор денег за границей в помощь советским немцам сопровождался антисоветской пропагандой, заявлениями о притеснении немцев в СССР и голоде.
Валютный экстремизм советского руководства, таким образом, имел «идеологические» пределы. Все переводы, шедшие через Внешторг и Госбанк, просматривались в Москве для установления личности отправителя, а те, что приходили минуя банковские каналы, могли оплачиваться только после запроса иностранных агентов о личности отправившего деньги. После 20 мая 1935 года такие переводы вообще подлежали аннулированию[691]
. Госбанк требовал от своих отделений не оплачивать переводы из Германии и Швейцарии и не посылать адресатам извещений о получении денег. Партийные комитеты проводили среди крестьян работу, разъясняя, что деньги являются «гитлеровской помощью». В Республике Немцев Поволжья НКВД организовал показательные кампании отказа от «фашистских» денег, пусть даже они приходили от родственников. Неподчинившихся крестьян выгоняли из колхозов. В ответ западная пресса разразилась кампанией против посылки переводов на Торгсин, ссылаясь на многочисленные случаи вынужденных отказов советских граждан от получения денег и преследования людей, получавших переводы[692]. Падение денежных переводов из Германии в 1934–1935 годах, таким образом, не было неожиданностью для советского руководства, оно было не только ожидаемо, но в определенной мере являлось следствием мероприятий советского руководства[693].После того как по решению правительства Торгсин прекратил скупку драгоценных металлов и камней[694]
, прием денежных переводов из-за границы наряду с обслуживанием иностранных моряков в советских портах оставались его единственными и последними валютными операциями. План по переводам на 1936 год был определен в 8 млн рублей, что составляло половину общего валютного плана Торгсина на тот год[695]. Найти данные о выполнении этого плана не удалось. Думаю, что их и не существует. Торгсин официально закрылся 1 февраля 1936 года. Денежные переводы из-за границы в СССР продолжали поступать, но уже не на Торгсин, а на счета Госбанка и Внешторгбанка, которые выплачивали получателям сумму в рублях. Всего за время своего существования Торгсин получил из-за границы в переводах валюты на сумму почти 47 млн рублей (Часть 3
Будни Торгсина
Глава 1
Хлеб и плимсоли, или О том, что люди покупали в Торгсине
До сих пор книга рассказывала о том, что люди приносили в Торгсин, настало время посмотреть, с чем они выходили из его магазинов. Торгсин, как мифологический Янус, имел два лица. Одно смотрело на Запад по направлению уходящего из страны на мировой рынок потока золота и других валютных ценностей. Второе было обращено на Восток к собственному народу. В то время как «поток на Запад» золотился, серебрился и переливался бриллиантами, «Восток» был голодным и злым. Вопреки булгаковскому хрестоматийному образу «лососево-миткалевого» магазина с зеркальными дверями, более точной метафорой печального триумфа Торгсина является мучной лабаз: люди несли туда золото, выносили мешки с мукой.
Торгсин за годы существования пережил несколько трансформаций. До того как он открыл двери советскому покупателю, его магазины были сувенирными и антикварными лавками. Объемы их торговли были незначительны: в 1931 году Торгсин продал товаров всего лишь на 6,9 млн рублей[697]
. Но этот год стал рубежным: летом начались операции с царским чеканом, в начале осени правительство разрешило советским гражданам получать на Торгсин денежные переводы из-за границы, а в декабре открылась продажа товаров на бытовое золото. После допущения в Торгсин советских потребителей обороты его торговли начали стремительно расти[698] (