Золото для индустриализации. Торгсин

В 1935 году в стране отменили продовольственные карточки[724]. На месте пайковых закрытых распределителей и орсов[725] появились магазины «свободного доступа». По всей стране в городах открывались специализированные магазины одежды и обуви, гастрономы, бакалеи и образцовые универмаги. Оживился и крестьянский рынок. Люди теперь могли купить хлеб, мясо, крупу, сахар, масло и другие продукты за рубли, не жертвуя фамильными ценностями. Развитие торговли «свободного доступа» привело к дальнейшему усилению «сытого» спроса. Селедка – один из основных продуктов в пайке первой половины 1930-х годов – надоела, люди хотели свежую рыбу. В городских торгсинах покупатели теперь расхватывали не муку, а модные пляжные туфли – плимсоли, меха, патефонные пластинки, филигранную бумагу. Люди сдавали ценности, чтобы купить бижутерию и галантерейные товары, причем, как сообщали из Ленинградского торгсина, простые пуговицы не брали, спрашивали крупные импортные перламутровые. Торговля галантереей, по признанию того же отчета, шла за счет импортных остатков, залежавшихся в годы пайкового снабжения[726]. Вернулись разнообразие ассортимента и спецификация: вместо не поддающегося определению вида и сорта «мяса» теперь прейскуранты перечисляли говядину, баранину, свинину «жирную или средней упитанности», венские сосиски, сардельки, колбасу краковскую, полтавскую, московскую… Вместо обезличенного пайкового «кондитерские изделия» – «конфекты» «Фуши-Сан», «Директорские», «Весна», «Дерби», ирис «Кошечка»; не просто обувь – а «туфли светлых тонов»; вместо огульного «мануфактура» – подзабытые за годы бестоварья лионез, зефир, драп, бостон, крепдешин, креп-жоржет. От прочтения прейскурантов почему-то запомнились «галстухи летних расцветок». Ажиотажный спрос на шелковый подкладочный материал свидетельствовал о возвращении к шитью нарядной одежды на заказ.

Все говорило о том, что период мучной лабазной торговли в Торгсине закончился. Торгсины превращались в валютные магазины элитного спроса, а такой спрос не мог быть массовым. Полугодовой отчет Торгсина отмечал снижение в 1935 году продаж по всем товарам, кроме текстильно-обувных[727]. По предварительным и, видимо, немного заниженным оценкам, в 1935 году Торгсин продал населению товаров всего лишь на сумму 41,1 млн рублей. Впервые продажа промышленных товаров в Торгсине обогнала продажу продовольствия (51 % против 49 %)[728]. Едва начавшись, трансформация мучного лабаза в валютный элитный магазин была оборвана закрытием Торгсина. В последние недели торговли люди расхватывали дефицитный ширпотреб.

В период с 1931 по февраль 1936 года Торгсин за сданные ценности выплатил населению 278,3 млн рублей, а продал товаров на сумму 275 млн рублей, то есть на руках у населения остались нереализованными 3 млн торгсиновских рублей. (табл. 18). Конечно, даже одно напрасно отданное обручальное кольцо было досадой для семьи, а то и упущенным шансом выжить. Однако в статистике, которая оперирует сотнями миллионов, разницу в 3 млн можно считать незначительной. Таким образом, покупая продукты и промышленные товары в Торгсине, люди фактически вернули государству все торгсиновские деньги, которые получили за свои ценности.

Близость выплаченных населению и потраченных в Торгсине сумм не удивляет. Торгсиновская копейка была на вес золота не только потому, что люди отдали за нее ценности, но и потому, что служила спасению жизни. Естественно, каждый стремился потратить торгсиновские деньги быстро и без остатка, тем более что они были ограничены сроком действия. Более интересно другое. В период массового голода 1932–1933 годов, казалось бы вопреки здравому смыслу, люди потратили в Торгсине денег больше, чем получили от государства за свои ценности (табл. 18). Возможно, этот казус объясняется несовершенством статистики Торгсина. 1932–1933 годы были временем бурного развития торгсиновской сети, и бумажный учет не поспевал за оборотами Торгсина. Возможно, сыграли роль «переходящие остатки», которые зачислялись со старого на наступающий новый год. Но вероятно и другое объяснение. В период массового голода подделка денег Торгсина достигла апогея. Год 1932-й показывает наибольшее превышение сумм, потраченных людьми в Торгсине, над суммой выплат населению за сданные ценности (2 млн рублей). В то время в Торгсине использовали бумажные ордера – ТОТ, которые было несложно подделать. Борясь с «фальшивомонетчиками», в начале 1933 года Торгсин перешел на более защищенные от подделок именные товарные книжки[729].