Читаем Золото для индустриализации. Торгсин полностью

В 1933 году Торгсин купил за границей товаров только на 4 млн рублей[746], но продал их голодавшему населению за 21 млн золотых рублей! (табл. 19). Так, молоко за границей покупали по 5 коп. (л), а продавали населению по 16–20 коп.; сыр покупали по 45 коп. (кг), а продавали по 1 руб. 90 коп., кофе, купленный по 50 коп., продавали по 3 руб. 50 коп. – 4 руб.[747] По товарам голодного спроса разрыв между продажными и закупочными ценами импорта был еще более вопиющим. Так, мясо, купленное за границей по 13 коп. (кг), продавали по 1 руб. 75 коп., то есть почти в 14 раз дороже[748]. В 1933 году накидка к себестоимости импортных товаров по шпигу и шерсти составляла 150 %, по цитрусовым – 200 %, специям – 400 %, галантерее – 300 %, рису и какао-бобам – 500 %, хлопку, часам, патефонам – 250 %[749].

План 1934 года разрешал Торгсину купить импортных товаров на сумму 2,4 млн рублей. План был выполнен за девять месяцев, и, видимо, Торгсин выторговал у правительства еще полмиллиона рублей на дополнительный импорт. Заграничными товарами руководство пыталось удержать потребительский интерес к Торгсину, который после отступления голода стал стремительно падать. По данным первых трех кварталов 1934 года, больше половины импорта составляли «элитные» продукты: кофе, какао, инжир, миндаль, оливковое масло, специи, цитрусовые, а также шпиг, свинина, молоко, сливки, сыр, яйца[750]. В 1934 году Правление Торгсина взяло курс на «индустриализацию импорта». Для экономии валюты Торгсин стал закупать за границей преимущественно сырье и полуфабрикаты, чтобы производить товары дома[751]. В числе мер по перестройке работы Торгсина в новых условиях нарком торговли Розенгольц приказал копировать импортные образцы: «Завести на предприятиях, работающих на Торгсин, специальные уголки образцов, по которым должна изготовляться продукция. Для импорта указанных образцов (курсив мой. – Е. О.) выделить из импортного плана 5 тыс. руб.»[752]. Для собственного производства товаров «импортного качества» Торгсин начал покупать за границей и оборудование, например машины для изготовления модных в середине 1930-х годов беретов.

В 1935 году, несмотря на резкое сокращение торговой сети и свертывание деятельности Торгсина, его импорт остался на уровне предыдущего года (табл. 19). Структура импорта отражала развитие «сытого спроса»: доля продуктов питания, которые теперь можно было купить в обычных магазинах, не жертвуя ценностями, сократилась, но выросла доля дефицитного ширпотреба. Продолжалась «индустриализация импорта» – сырье и полуфабрикаты составили почти треть закупок 1935 года. В 1936 году Торгсин планировал дальнейшее сокращение и «индустриализацию импорта»[753]. Решение о закрытии Торгсина уже было принято, и этот последний импорт должен был пойти на отоваривание оставшихся на руках у населения денег Торгсина, а также снабжение получателей валютных переводов из-за границы.

Глава 3

Цены в Торгсине

Ценообразование под окрики. Дефицитность, сезонность, монопольность. Прошляпил ли Торгсин голод? Снижение цен как вредительство. Застой торговли и ажиотаж под занавес. Был ли Торгсин дорогим магазином?


Осенью 1933 года буханка ржаного хлеба в Торгсине стоила 5 копеек, а в магазине Мостропа[754] – 2 рубля 50 копеек[755]. Торгсин мог показаться дешевым магазином, но не стоит торопиться с заключениями, ведь торгсиновские копейки были «золотыми». Правительство создало Торгсин не для того, чтобы помочь голодным, а для того, чтобы помочь индустриализации. Это и определило политику цен на товары в Торгсине. В период голода руководство страны не только не сдерживало рост торгсиновских цен на продовольствие, но требовало их значительного повышения, ругая Торгсин за то, что тот «проглядел вопрос о ценах», «прошляпил голод»[756]. Пытаясь извлечь максимальную прибыль, правительство использовало голодный спрос, когда же интерес к Торгсину ослаб, оно приказами пыталось удержать его цены на высоком уровне. Спрос и правительственный диктат формировали цены Торгсина.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное