Читаем Золото для индустриализации. Торгсин полностью

Утверждение о ценовом диктате советского руководства не означает того, что цены в СССР назначались произвольно. Напротив, огромные штаты научных институтов и правительственных учреждений в 1930-е и последующие годы бились над проблемой ценообразования в плановом хозяйстве. Они пытались решить грандиозную задачу регулирования соотношения количества денег в обращении, скорости денежного обращения, объемов товаров и цен. При социализме путем распоряжений приходилось добиваться того эффекта, который при капитализме достигался работой рыночных механизмов. Исследователи советского ценообразования 1930-х годов считают, что наряду с задачей сбалансирования денежного обращения, товарной массы и цен экономисты решали еще и проблему изменения структуры стоимости товаров с тем, чтобы она обеспечивала накопления для индустриализации[757]. Советское ценообразование того времени, как и сам Торгсин, во многом определялось нуждами промышленного рывка.

Цены на товары в Торгсине прошли несколько фаз развития. Начальные 1931–1932 годы были временем относительной вольницы. Формально Правление Торгсина должно было представлять прейскуранты на утверждение в Наркомвнешторг, но этот порядок не соблюдался. Зам. наркома торговли Логановский «в интересах гибкости» разрешил Правлению Торгсина самостоятельно регулировать цены – немалая привилегия в плановой директивной экономике и свидетельство того, что правительство создавало для Торгсина режим наибольшего благоприятствования[758]. Торгсин широко пользовался правом самостоятельного ценообразования. На основе конъюнктурных обзоров о спросе на товары и ценах на местных рынках, поступавших в Москву из региональных контор Торгсина, ответственные исполнители Правления принимали решения о повышении или понижении цен[759]. Порой и сами директора магазинов оперативно регулировали цены, но с такой вольницей Правление Торгсина боролось.

В конце 1932 года ЦКК – РКИ и Комитет товарных фондов и регулирования торговли при СТО, которые проверяли цены Торгсина, посчитали, что тот в полной мере не использовал ситуацию голодного спроса. Единственное крупномасштабное повышение цен было проведено в Торгсине вместе с развертыванием торгсиновской сети весной 1932 года, до пика массового голода[760]. Этот год стал временем наибольшего разрыва между продовольственными ценами Торгсина, с одной стороны, и ценами государственной коммерческой торговли и рынка, с другой. В конце 1932 года торгсиновские цены (в золотом исчислении по номиналу) на ржаную муку и сливочное масло были в 40 раз, а на растительное масло в 60 раз ниже цен коммерческих государственных магазинов[761]. В то же самое время промтовары в Торгсине были значительно дороже, чем в коммерческих магазинах или на рынке. Так, весной 1932 года сапоги в Торгсине стоили столько же, сколько и 5 пудов муки. Продав эту муку на вольном рынке, можно было на эти деньги купить в коммерческой торговле 2–3 пары сапог[762].

В апреле 1933 года, когда миллионы людей умирали от голода, комиссия ЦКК ВКП(б) и НК РКИ потребовала повысить цены на основные продукты питания в Торгсине и обязала Наркомвнешторг усилить контроль[763]. Правление Торгсина пыталось отстоять свое право «в отдельных случаях, по отношению к отдельным областям или отдельным товарам, в виде исключения из общего правила, в интересах более быстрого маневрирования товарами, изменять установленные расценки путем внутренних распоряжений, доводя немедленно об этом до сведения наркомата» (выделено мной. – Е. О.), но диктат цен стал набирать силу[764]. Во исполнение требований правительства в декабре 1932 года при Правлении появилось Бюро цен. Отныне только председатель Торгсина (в то время им был Сташевский) имел право изменять цены. Правительство требовало, чтобы Торгсин стал дороже всех других магазинов открытого доступа и даже рынка. К ценам, существовавшим на аналогичные товары в коммерческой и рыночной торговле, Торгсин должен был делать надбавку за «дефицитность, сезонность и монопольность»[765]. Рекомендовалось также принимать во внимание и цены, существовавшие на эти товары за границей. Дальше – больше. В мае 1933 года по приказу наркома внешней торговли Розенгольца при Наркомвнешторге был организован Совет цен, который должен был диктовать цены Правлению Торгсина. Бюро цен Торгсина не менее двух раз в квартал должно было отчитываться перед Советом цен НКВТ об изменениях цен и конъюнктуре рынка[766].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное