Золото и сталь

– Доча у него – ну, кукла! – умилился пожилой Затрапезнов, и оба купца почему-то одновременно уставились на князя и так же одновременно отвели глаза.

– Господа, я вынужден вас оставить, – князь церемонно склонил голову в прощальном поклоне, – у меня срочное дело к пастору. Золдат, за мной! Фриц, стой! – Князь замахал подъезжающей двуколке и с удивительным проворством перелетел из одной коляски в другую, почти не замаравшись в дорожной грязи. Даже Сумасвод за ним не поспел, замешкался на запятках, выискивая место, чтобы не в лужу.

Как только князь вылез из коляски, купцы переглянулись, что-то почти беззвучно прошептали друг другу, одновременно, и одновременно же радостно рассмеялись. Припоздавший Сумасвод, невольный свидетель их беседы, аж поперхнулся. Но тут же состроил лицо, как говорится, кирпичом и перелез в пасторскую повозку. В двуколке не было запяток, и позади место предусмотрено было лишь для двоих, но князь пересадил легчайшую Аничку к себе на колени и позвал Сумасвода:

– Садись, золдат. Но не запачкай нас… Фриц, трогай!

– Фуй, – тут же фыркнула Аничка, – кавалерам нельзя сажать фройляйн к себе на колени. Это моветон.

– Бонтон, – расхохотался князь, – много ты знаешь! Фриц, я хочу отдать тебе книгу. Я даже поначалу принес её к тебе домой, но ты был в школе, была одна Сонька, ну я и не стал. Всё-таки книга католическая, а Сонька твоя болтушка, заменяет в Ярославле газетный листок.

Аничка от обиды за матушку незаметно и больно стукнула князя каблучком, тот крякнул, но смолчал. Решил, наверное, что двуколку тряхнуло на кочке. Он потер ушибленное место, потом извлёк из кармана свернутого рулончиком Савонаролу и вложил в карман к пастору, сидевшему к пассажирам спиной.

– Благодарю, – ответил Фриц, вежливо обернулся, и двуколка опять взлетела на ухабе.

– Папи, я хочу пи-пи, – басом провозгласила Аничка.

– Папи, пи-пи – забавная рифма, – глубокомысленно оценил князь.

– Терпи до дома, – велел Фриц, не оборачиваясь, но Аничка тут же заныла:

– Я не довезу, я лопну…

Князь всё так же задумчиво глянул на неё, на свой бархатный кафтан, оценил густоту кустов вдоль дороги:

– Фриц, стой! Не хватало, чтоб девчонка намочила мой жюстокор от Моли-Дидье. Пусть вылезает – и за куст!

– Мерси, ваша светлость! – Как только двуколка встала, Аничка стремительно слетела с князевых колен, колобком скатилась с обочины, банты мелькнули в листве и замерли, смутно белея над кустом шиповника.

– Отчего купцы смеялись? – тут же повернулся князь к Сумасводу. От любопытства он даже расщедрился, спросил по-русски.

– Сказали, что дочки всегда похожи на отца, – равнодушно процитировал Сумасвод, – или что-то вроде «нос папашин». Я толком не расслышал.

– Идиоты, – фыркнул князь уже по-немецки.

– Напрасно вы позволили Анхен ходить за куст, – укоризненно проговорил пастор, – это неправильно… Она девица…

– У меня во дворцах и девицы, и дамы порой присаживались и на лестницах, над своими «бурдалу», – отмахнулся князь. – Лучше сознайся, Фриц, за что ты болонку уморил?

Пастор повернулся и уставился на обвинителя круглыми искренними глазами:

– Сонину собачку? Так она умерла от чумки… От Серка дворового заразилась…

Непосредственный Сумасвод услышал кличку Серко и не стерпел, хихикнул. Пастор поджал губы и отвернулся, оскорблённый.

Князь, с лицом задумчивым и мрачным, смотрел, как повеселевшая Аничка пробирается сквозь кусты и бегом бежит к карете.

– Всё! – Девочка взлетела на бархатные княжеские колени и даже подпрыгнула на них, устраиваясь поудобнее. – Папи, поехали!

Фриц свистнул лошади, и двуколка поползла по улице. Князь отклонялся назад и вертелся, стремясь зачем-то разглядеть профиль своей маленькой пассажирки. Сумасвод наблюдал за ним с ироническим безразличием. Фриц правил лошадью, и даже спина его выражала оскорбленное достоинство.

– Да не поверил я, Фриц, – окликнул князь пастора почти весело, – я же знаю, что Сонька – болтушка. Ни слову не поверил… У нас у самих от чумки гончар околел…

Фриц, кажется, больше не сердился – плечи его поднялись, спина распрямилась…

– Отчего вы всё глядите на мой нос, ваша светлость? Как будто собираетесь его съесть? – вдруг спросила Аничка князя своим звонким детским голоском. Дед неожиданно смутился и принялся демонстративно смотреть в сторону.

– Анхен! – укоризненно воззвал пастор.

– Муттер говорит, что у меня безупречно римский нос, – с гордостью провозгласила Аничка, – это такой, который образует со лбом одну линию… Вот, смотрите… – И она пальцем провела по носу и лбу. Посмотрели все – и Сумасвод, и повернувшийся пастор, и князь, отчего-то ставший свекольного цвета.

– Спасибо, что довёз нас, Фриц. – Князь ссадил девчонку с колен и почти на ходу выскочил из двуколки. – Мы почти что дома. Всего-то полквартала осталось. Прощай, спасибо за книгу. Золдат, идём!

Пастор опять повернулся на своем кучерском месте, глядел им вслед, и всё было в его взгляде – и любовь, и ненависть, и страдание, и тоска…