Дед Трохим вдруг разразился беззвучным смехом. Микола мотнул головой, будто стряхивая с себя пыль после долгого пути. Смотрит и глазам не верит. Вместо старика опять волчара. Матерый. Бросился было бежать, да споткнулся и прямиком в ковыль, распластался и несколько цветков лазоревых под себя подмял.
Дыхание зверя почувствовал. Горячее, в самое ухо. Голосом человеческим молвит:
– Что, казак? Отбегался? Волюшку всласть потискал. Теперича не скоро с ней встренешься, – голос перешел на смех, больше похожий на крик морских птиц.
Микола приподнялся, но опять без сил упал в ковыль. «Отбегалсяяя! Ха-ха-хахахааа…!»
Билый вздрогнул. Открыл глаза и рывком вскочил с деревянных нар, не осознавая до конца, во сне ему это причудилось или же наяву. За окошком его камеры громко кричали чайки, не поделив, видимо, мелкую рыбешку, которой их время от времени потчевали охранники, чтобы хоть чем-то отвлечь себя от рутинной охранной службы.
– Приснится же такое, – Микола постепенно вернулся в реальность. Поежился, растирая затекшее тело руками. Стены форта были достаточной толщины, чтобы выдержать разрывы пушечных ядер, но суровые холодные ветра и морская сырость выхолаживали каменные стены напрочь. Билый оперся руками о нары и сделал несколько отжиманий. С десяток раз присел, разминая суставы ног, и в заключение, насколько это позволяли размеры камеры, быстро переставляя ноги, пробежался по периметру. Камера, размером примерно два на три метра, имела форму трапеции с закругленными наружными углами. Деревянные нары примыкали к внутренней стене. Для отправления естественных потребностей в углу стояла специальная металлическая емкость, которую заключенные выносили за собой сами, когда их выводили на прогулку. Вентиляция в камере не была предусмотрена, соответственно и воздух был пропитан далеко не ароматами. Окошко, в которое не поместилась бы и голова подростка, было расположено почти под потолком и выходило на наружную стену. Это давало Миколе возможность иметь хоть какую-то связь с миром.
Сон не выходил из головы. Билый задумался. Мысли путались. Логическая цепочка не выстраивалась. То ли холод, то ли долгое заточение в этих стенах накладывали негативный отпечаток на способность мыслить.
Послышался скрежет проворачиваемого в замочной скважине ключа. Билый вздрогнул и тут же усмехнулся сам над собой. «Полноте, господин подъесаул, вы ли это?! Тот, которого боялись самые отъявленные черкесские варнаки, вздрагивает от лязга тюремных засовов?!»
Тяжелая дверь со скрежетом отворилась, и на пороге возник охранник. Один из двух, с которыми у Миколы сложились более-менее добрые отношения, насколько это возможно между заключенным и охранником. И среди охранников попадаются люди, для которых человечность не пустой звук. Сегодня дежурил тот, что постарше. На вид ему было лет сорок пять – пятьдесят. А сколько точно, Микола не спрашивал. К чему? Человеческие отношения не меряются возрастом. В них заложено нечто иное, что каждому дано свыше при рождении, но не каждый может это сохранить на всю отведенную ему так же свыше жизнь.
– Доброго здравия, Николай Иванович, – произнес охранник. – Извольте, стало быть, на прогулку. И емкость вынести следует.
– Здравствуй, братец, – приветствовал его Билый. – Вынесем, порядок знаем. Да и попробуй, не вынеси ее. Угореть можно.
Билый грустно улыбнулся. Охранник пожал плечами и закашлялся.
– Что, братец, чахотка одолела? – заботливо поинтересовался казак.
– Будь она неладна, стерва, – выругался охранник, вставляя слова между приступами кашля.
– Эх, мил человек, тебе бы в наши края, к горам поближе. Там солнце, кумыс опять же, барашки жирные, – Микола с удовольствием произнес эту фразу, словно сам должен был оказаться в родных местах через пару дней.
– Да куды мне в горы-то?! Хто пустить-то?! Да и на какие такие шишы?! – пожалился охранник. – Жалованье у нас не богато. А… все одно помирать.
Билый жалел этого немолодого уже человека. Жалел так, как может жалеть христианин. Как и Господь заповедал возлюбить ближнего своего. Без пощады относившийся к врагам веры и родной земли казак всегда был готов прийти на помощь немощным.
– Ладно, братец, не журысь, – подбодрил Микола охранника, выходя с ведром из камеры. – Живы будем, не помрем.
Охранник молча пропустил заключенного и не стал запирать дверь камеры. «Пусть проветрится».
– А что, братец, число сегодня какое?! – Билый шел не торопясь, чтобы у охранника от быстрой ходьбы не случился новый приступ кашля.
– Так, почитай, последняя неделя поста пошла. Декабрь, двадцать первое число, так вот.
– Да что ты?! – удивился Микола – Так долго уже сижу?
Охранник вновь зашелся в чахоточном кашле. На этот раз приступ закончился быстро.