После переговоров с неутомимым Сузуки на свет появился новый «проект» — по извлечению из хранилищ Гонконг-Шанхайского банка в Гонконге колчаковских денег и слитков золота. В письме на имя Сузуки от 1 ноября 1930 года за подписью временного председателя Совета уполномоченных организаций автономной Сибири Моравского говорилось: Совет «согласен поручить Вам взыскание для Совета уполномоченных с Гонконг-Шанхайского банка в Гонконге остаток от депонированных в этот банк сумм правительством адмирала А. В. Колчака в сумме двенадцать миллионов (12 000 000) с лишним, а также золота в слитках, сданного на хранение в означенный банк». Любопытно, что Моравский позабыл указать, в какой валюте хранятся колчаковские двенадцать миллионов.
Полагаем, что для Моравского это не имело значения, ибо главным для него было получение денег от Сузуки «здесь и сейчас», а не мифических миллионов в будущем. Об этом ясно говорилось в письме: «Непременным условием для проведения указанного дела Вами Совет Уполномоченных ставит предоставление с Вашей стороны в распоряжение В. И. Моравского обусловленной с Вами суммы. После изыскания Вами указанной выше суммы Вы имеете прибыть в Шанхай для подписания договора и передачи В. И. Моравскому обусловленных денег».
Как нам уже известно, никаких колчаковских денег в Гонконг-Шанхайском банке, являвшемся некогда покупателем «колчаковского золота», и «кладовой», куда доставлялось золото в залог под предоставленные займы, не осталось. Последние слитки золота из российского золотого запаса, находившиеся в хранилищах этого банка и числившиеся за российским финансовым агентом Угетом, были проданы еще весной 1921 года. Откуда же брались сведения, которыми оперировал Моравский? Основным источником служила, очевидно, книга А. И. Погребецкого «Денежное обращение и денежные знаки Дальнего Востока за период войны и революции (1914–1924)» (Харбин, 1924). Оттиск той части книги, в которой содержатся сведения о средствах колчаковского правительства, находившихся за рубежом, имеется среди бумаг Моравского. Однако Погребецкий, управлявший финансами иркутского Политического центра, который организовал восстание против Колчака, а затем управляющий ведомством финансов Временного правительства Дальнего Востока — Приморской областной земской управы, о движении колчаковских денег после их перевода на личные счета финансовых агентов информации, разумеется, не имел.
А что же Сузуки? Неужели он был столь наивен, чтобы верить Моравскому на слово? Видимо, японский адвокат, зная о том, что средства колчаковского правительства в свое время находились в японских банках и отделениях британских банков на Дальнем Востоке, и будучи вдохновлен исходом дела Подтягина, создававшим прецедент, был готов рискнуть некоторой суммой, ибо в случае успеха полученная прибыль с лихвой окупала все затраты.
ДАЛЬНИЙ ВОСТОК: ДЕЛО ГЕНЕРАЛА ПЕТРОВА
По такой же схеме был составлен два года спустя договор Сузуки (именовавшегося на сей раз в русском тексте Судзуки) с Всероссийским крестьянским союзом в лице его представителя К. И. Славянского на ведение дел по получению 20 ящиков с русской золотой монетой и двух ящиков с золотыми слитками на общую сумму 1 250 000 зол. руб. Эти ценности были сданы генералом П. П. Петровым 22 ноября 1920 года начальнику японской военной миссии полковнику Р. Исомэ. За спиной Славянского вновь маячил Моравский, упоминавшийся в тексте договора, как и главный истец — генерал Петров. Условия для Сузуки были фантастическими: «В случае благоприятного исхода переговоров г. Судзуки с японскими властями о выдаче денег, золото или взамен его деньги получаются г. Судзуки совместно с г. Славянским и делятся пополам, а именно 50 % получает японская сторона в лице г. Судзуки и 50 % русская сторона в лице г. Славянского». Плата за получение предполагаемых более чем 600 тыс. зол. руб. (рубль, напомню, был равен иене) была смехотворной: Сузуки брал на себя расходы по ведению дела и обязывался выдавать Славянскому безотчетно по 1 тыс. иен в месяц. Договор действовал в течение шести месяцев.
Идти на такие условия — шесть тысяч в обмен на шестьсот тысяч — можно было, на наш взгляд, только в том случае, если заказчики изначально были уверены в полной бесперспективности дела. Неясно, какое отношение к этому предприятию имел Всероссийский крестьянский союз, одна из дальневосточных эмигрантских организаций, ведь золото в момент передачи принадлежало семеновской Дальневосточной армии, начальником службы тыла которой был в ноябре 1920 года генерал Павел Петров.