Надвигающаяся катастрофа Белого движения на Юге вынудила российских деятелей задуматься о новых путях борьбы с большевизмом, а также о целесообразности поддержки проигравших борьбу генералов.
Критически важным при этом было охлаждение американской администрации к русским делам и утрата доверия к антибольшевистским правительствам. Заместитель госсекретаря Б. Лонг в разговоре с Бахметевым как-то заметил, что «антибольшевистские силы сражаются с большевиками только немногим упорнее, чем друг с другом». Он высказал предположение, что иностранное военное вмешательство только помогает большевикам, позволяя им заявлять, что они сражаются с войсками союзников, а не с небольшими воинскими контингентами, противостоящими им на различных фронтах. Несмотря на поражения Колчака, Бахметев продолжал просить об американской поддержке антибольшевистских сил. Однако в декабре 1919 года президент Вудро Вильсон, госсекретарь Роберт Лансинг и Лонг решили вывести американские войска из Сибири, что и было завершено к апрелю 1920 года.
Бахметев сообщал Маклакову, что «эпоху вооруженного сопротивления под эгидой военных вождей, эпоху Колчака и Деникина» американские политики признают законченной. «Считается, что национальное движение, по крайней мере в той форме, в которой оно проявлялось, потерпело крушение, и ждут выявления новых форм. Я думаю, что это настроение господствует не только в Америке» — несмотря на то, что «кое-кто из русских продолжает упорно верить, что рецепт был правильный».
Успехи большевиков, полагал Бахметев, демонстрировали не торжество советской власти, но слабость Белого движения. Письма с Юга и из Сибири демонстрировали «картину всеобщего разложения и отсутствия морального цемента».
Бахметев был не одинок в своем скептицизме. А. В. Кривошеин считал, что «на три четверти катастрофа Юга была вызвана бездарностью генералов, а на одну четверть трафаретностью мышления русских интеллигентских кругов». Как ни удивительно, но вскоре Кривошеин возглавил правительство одного из этих генералов, правда далеко не бездарного.
Барон Б. Э. Нольде информировал российского посланника в Стокгольме К. Н. Гулькевича о парижских настроениях:
Здесь ничего особенно нового. В головах русских происходит напряженная работа, что делать дальше. Несмотря на все внешние признаки, я не ставил бы на большевиков, но приходится ставить на советскую Россию и на разрешение русского вопроса русскими средствами. Я боюсь, что белая Россия, базирующаяся на иностранную помощь, снята историей с очереди.
На сакраментальный русский вопрос «что делать?» Бахметев предлагал нестандартный ответ: он считал необходимым выработать основные положения программы, способной стать платформой национальнодемократического возрождения России. Опираясь на идею народоправства и принцип собственности, программа должна была наметить пути решения аграрного вопроса, сочетать в себе принцип единства страны с децентрализацией; будущую Россию он видел «крестьянско-купеческой». В свете вышесказанного понятно, что менее всего Бахметев был настроен финансировать «военные движения».
Разумеется, Бахметев и Угет от финансирования антибольшевистского движения в России полностью не устранились; по запросам из Парижа или Лондона они переводили немалые суммы. Однако в каждом конкретном случае это был предмет переговоров: российское посольство в Вашингтоне явно сомневалось в адекватности понимания происходящих событий российскими представителями в Европе и в целесообразности продолжения финансирования обреченного Белого дела. Телеграфируя Сазонову в начале марта 1920 года о переводе фон Замену 500 тыс. долл, и послу в Японии Крупенскому 297 тыс. иен (Замену деньги были необходимы для перевозки остатков армии Н. Н. Юденича), Бахметев сообщал:
…опасаюсь, что крупные и повторные ассигнования из здешнего фонда, в котором фактически почти уже нет свободных сумм, могут парализовать возможность подобной работы. Не имея данных о действительной пользе перевозки остатка армии, считаю долгом сообщить вышеизложенные соображения, в освещении которых Вы быть может найдете возможным пересмотреть ассигнование полумиллиона долларов.
Неудивительно, что Угет, как правило, разделявший взгляды своего патрона, дал сдержанный ответ на две идентичные по содержанию телеграммы Бернацкого, полученные 25 февраля и 4 марта 1920 года. «Телеграфируйте, во-первых, точный размер сумм, находящихся Америке, — писал деникинский министр финансов, — во-вторых, окончательную сумму платежей, предстоящих Америке. Переведите приблизительно половину свободных сумм счет Управления финансов „Администрацион финанс“ в Национальный банк Турции в Константинополе. Перевод сделайте в форме открытия депозита [пропуск в тексте] долларов».
Угет подробно информировал Бернацкого обо всех расходах и заключил:
…свободных сумм не имеется. Однако, допуская возможность экономии по некоторым статьям, перевожу [в] Константинополь 200 000 долларов. Если удастся [в] будущем уменьшить наши обязательства, переведу дополнительную сумму.