Золото Колчака

Развал абсолютный. И сейчас, т. к. это самая острая минута, абсолютно нельзя предугадать, чем он завершится (вероятно, еще большим развалом с обеих сторон, ибо по общему свидетельству очевидцев ни большевизм, ни антибольшевизм не есть уже сила, а уже существует только общее гниение, бегство, тиф и грабеж).. Фикция Добровольческого Правительства, обладающего разрозненной территорией нескольких портов, поддерживается некоторыми его представителями в силу того, что им за что-то еще нужно держаться… Более самостоятельные люди, хотя и занимающие официальные посты, в частной беседе не скрывают, что эпопея Добровольцев кончена. Все ждут «официального» конца с минуты на минуту. В сущности он уже наступил, т. к. ни Особого Совещания, ни армии нет уже, а есть отдельные отряды разных ориентаций и отдельные министры, десятки раз сменявшиеся… Кто остался, неизвестно, потому что сведения запаздывают, а курьеры зачастую не могут найти тех, к кому они посланы, ибо последние ездят в вагонах взад и вперед, ища пристанища…

Ильяшенко передавал, что на пристани в Новороссийске «гниет сколько угодно» танков, артиллерийского снабжения и паровозов. «Туда же, — меланхолично заключал он, — свалят американцы и грузы „Сангамона"». Описывая со слов только что прибывших беженцев ситуацию в России, Ильяшенко рисовал поистине апокалиптическую картину: «На вокзале Новороссийска и Екатеринодара трупы лежат по нескольку дней. От вшей трещит под ногами». В Константинополе «легкая чума, сильная инфлуэнца, невероятная грязь, но это, конечно, пустяки по сравнению с Россией».

Поехать в Россию Ильяшенко, по-видимому, вызвался добровольно, рассчитывая разыскать в Таганроге родных. Узнав, что они отправились в Кисловодск, он не без оснований решил, что вряд ли их разыщет, зато уже не сможет выбраться из России; особенно его пугали рассказы о том, что всех мужчин от 18 до 55 лет, невзирая на наличие каких бы то ни было документов, мобилизуют и отправляют хотя бы на рытье окопов. Даже с учетом того, что Ильяшенко самовольно отказался выполнить возложенное на него поручение и был склонен сгущать краски, нарисованная им картина в целом соответствовала действительности.

Ильяшенко отмечал, что картина, которую он наблюдал в Константинополе, отражала состояние тыла Вооруженных сил Юга России. Ярким образцом коррупции была встреченная им в Константинополе комиссия бывшего Мариупольского земства, направлявшаяся для закупки карандашей и чернил… в Швейцарию! Ильяшенко уверял, что сам видел соответствующие бумаги. Большинство беженцев, прибывших в Константинополь, были обречены на нищету. По наблюдениям Ильяшенко, жизнь в Константинополе была в два раза дороже, чем в США, а за 1200–1400 «донских» рублей, основной валюты беженцев, давали всего один доллар.

Ранней весной 1920 года ожидаемое свершилось. 26–28 марта разразилась Новороссийская катастрофа деникинской армии, остатки которой были эвакуированы отчасти в Крым, отчасти за границу. Правда, эвакуироваться успели далеко не все, и в руки красных попали около 22 тысяч пленных.

ПРИШЕСТВИЕ ВРАНГЕЛЯ

22 марта (4 апреля) 1920 года генерал Деникин подал в отставку и передал верховное командование генералу Врангелю. Свершилось чудо: в разложившейся армии был наведен порядок, и она начала наносить большевикам чувствительные удары; правительство, контролировавшее только Таврическую губернию бывшей Российской империи, добилось того, что не удалось ни Колчаку, ни Деникину, — признания де-факто Францией, одной из великих держав; наконец начались аграрная реформа и реформа местного самоуправления.

Одним из первых документов, подписанных Врангелем после прихода к власти, стало удостоверение, уполномочивавшее начальника Управления финансов Вооруженных сил Юга России М. В. Бернацкого «распоряжаться всеми денежными средствами и прочим казенным имуществом, находящимся за границей».

Врангель, контролировавший лишь Крымский полуостров с его ограниченными материальными ресурсами, нуждался в заграничном снабжении более, чем кто-либо другой из вождей Белого движения. Его надежды были связаны прежде всего с получением заграничных денежных средств, оставшихся от правительств Колчака и Деникина. Однако получить их оказалось непросто. «Политическая физиономия» Врангеля была неясна; в либерально-демократических кругах его считали реакционером, монархистом и германофилом. Неясно было также, насколько прочны его позиции в военном отношении и не последует ли вслед за новороссийской катастрофой Деникина крымская катастрофа Врангеля.

«Кадровая политика» Врангеля — в том числе увольнение Сазонова и назначение на его место дилетанта в дипломатии П. Б. Струве, увольнение посланника в Константинополе А. И. Щербатского с одновременным назначением представителем командования в этом важнейшем для врангелевского Крыма пункте генерала А. С. Лукомского, вообще неясность намерений Врангеля — вызывала настороженность «русского Парижа».