Золото Колчака

К тому же Врангель считал, что после увольнения Сазонова, деятельность которого он оценивал крайне скептически, существование Делегации теряло смысл. Ему не импонировали «общественные деятели», входившие в состав Делегации; он телеграфировал послу в Париже, что «в дальнейшем все сношения будут вестись исключительно через него одного». Приказы Врангеля поначалу не возымели действия. Сазонова не перестали считать министром, а Делегация не собиралась самораспускаться.

«Вся эта серия мероприятий вызывает только недоумение, — воспроизводил первые впечатления русских парижан о новом Главкоме Нольде. — Пока в Париже ограничились только тем, что запросили юг, собираются ли там бороться с большевиками, и от ответа поставили в зависимость отношение ко всем частным „актам власти"».

Бывшему деникинскому министру финансов Бернацкому вместе со Струве пришлось если не «усмирять», то убеждать «русских парижан» признать крымскую власть. Без этого невозможно было получить доступ к российским деньгам за границей, тем более что Бернацкий имел смутное представление о суммах, находившихся на счетах финансовых агентов и дипломатических представителей за рубежом. Выяснить это путем переписки не представлялось возможным: связь была крайне ненадежна и медленна. Оставался единственный выход — отправиться в Европу, чтобы попытаться взять под свой контроль стремительно мелеющие «финансовые потоки». Еще одной задачей было централизовать распоряжение российскими деньгами и имуществом за границей, сосредоточить их по возможности в одних руках.

Бернацкий прибыл в Париж в мае 1920 года. Встретили его поначалу настороженно. Одним из последних своих распоряжений генерал Деникин уволил всех членов Южнорусского правительства за исключением Бернацкого, «оставленного для производства ликвидации». «Уезжая из Крыма, генерал Деникин был в уверенности, что Бернацкий не согласится остаться на посту при бароне Врангеле», — пересказал на заседании Делегации свой разговор с Деникиным встречавшийся с ним в Лондоне П. Н. Милюков. Деникин считал, что передает Врангелю лишь главное командование, а не верховную власть. В то же время он признавал «крайне нежелательным чем бы то ни было мешать работе барона Врангеля». «Не мешайте Врангелю», — такова была «последняя директива» бывшего Главкома.

Бернацкий и в самом деле подал было в отставку. Однако Врангелю удалось убедить его забрать прошение. «Его уход в эти дни оставил бы меня в беспомощном положении», — признавался впоследствии новый Главком. Бернацкий оказался единственным связующим звеном между старым и новым правительствами. Вряд ли с кем-нибудь другим держатели государственных средств за рубежом стали бы разговаривать на деликатные финансовые темы, тем более обсуждать вопрос об их передаче.

Однако Бернацкий оказался чужеродным телом во врангелевском правительстве. Не вдаваясь в детали «нового курса» Врангеля, напомним, что он, наученный горьким опытом Деникина, собирался проводить, по выражению Струве, «левую политику правыми руками». Главой врангелевского правительства стал бывший царский министр, близкий сотрудник П. А. Столыпина А. В. Кривошеин, в числе руководителей управлений (министерств) и ведомств оказались сенатор Г. В. Глинка, бывший директор Департамента полиции Е. К. Климович и др. Не говоря уже о самом Струве, заметно поправевшем.

Бернацкий был на этом фоне, если перефразировать известную поговорку, «левой вороной». В 1920 году ему исполнялось 44 года. В свое время он окончил юридический факультет Киевского университета и был оставлен при кафедре политической экономии «для приготовления к профессорскому званию». В порядке «приготовления» слушал в Берлине лекции знаменитого в то время экономиста Адольфа Вагнера и «с тех пор навсегда остался под влиянием „кафедрального социализма", проповедовавшего введение социальных реформ мирным путем». Увлекался марксизмом, формальный разрыв с которым обозначился в 1911 году в его магистерской диссертации «Теоретики государственного социализма в Германии и социально-политические воззрения князя Бисмарка».