Золото Плевны

На неуклюжий выпад толстячка, казак ответил молниеносным ударом сверху по клинку. Не элегантно, но выбитая из руки сабля зазвенела по камням. Запрыгала. Затихла в расщелине. Удар кулаком в живот и вот, поясом позорно поверженного, Грицко связал руки басурманина за спиной.

Отдышавшись, турок залопотал на плохом французском:

— Я, Мухмензаде–баши, родственник Великого Визиря, третий человек в Плевне после губернатора и Осман–паши, командующего Третей турецкой армией. — Генерал сделал паузу, грозно сводя брови. Дальше в голосе появился страх и дрогнул от фальши, — Вы видимо не знаете, но к нам в плен попал раненный полковник Бикша, власти султаната, обменяют его на меня без всяких финансовых требований.

— Конечно, обменят! Но об этом, уважаемый баши, вы будете говорить с командованием русского корпуса, вас же поймали казаки, у них свои условия.

Турок побледнел. Спесь его сбилась.

— Казаки, — растерянно протянул он.

— Микола, какие у вас требования, — позвал Николая, во всю подмигивая ему.

Николай вытаскивал из возка, турчонка, лет двенадцати. Тот, увидев своего господина, стоящего на коленях, проскользнул мимо рук казака, кинулся к нему, обнял, прижался, как бы закрывая его своим тельцем. Рукав овчины был распорот и испачкан кровью. Видать зацепило картечью.

Я знал турок как умелых, безжалостных воинов, то, что они могут испытывать такие же чувства, как и мы, просто не приходило в голову. Мальчишка, плакал и что — то лопотал по–турецки.

Николай вместе с крепышом Гулым, подхватили плетенную корзину видно с провизией.

— Николай, — опять позвал казака, — тут баши поговорить о выкупе хочет.

Казаку, объяснять ничего не нужно было, а вот поучиться следовало. Оставил обыск на других, пошел к нам. На ходу вытаскивая кавказский кинжал, состроив зверскую рожу, казак громко закричал:

— Гриц, проверь карету.

О чём он? Ну, да турок — то по–русски не понимает, а дела не ждут. Подняв кинжал, встопорщив усы, он опять закричал:

— Отойди поручик, сейчас я ему сектым буду делать! — да так натурально, что по спине у меня холодок пробежал. Ну, вот так и делают евнухов: скоро и без лишних движений.

Я, вроде кинулся его удерживать, шепча:

— Важный турок, родственник самого визиря.

— Брешет, как собака, как их прижмёшь, все родня самому султану, — так же тихо шепнул в ответ пластун, и снова посмотрев на пленного оскалился, и зарычал по звериному. Я с удивлением посмотрел на него. Но как ни странно — это возымело на баши большое действие — турок струхнул еще больше. Мальчишка зарыдал, подвывая. Микола удовлетворенно выдохнул, не сумев скрыть радость от спектакля. Я тоже признаться выдохнул. надо готовиться к действиям и подыграть. Баши забеспокоился, крутясь на месте. начал кричать, что заплатит казакам любой выкуп. Глаза его были полны слез. Руки подрагивали.

— Двести золотых лир и пятьдесят баранов. — Рявкнул пластун.

Турок заупрямился, беря себя в руки. А поторговаться? Вытер глаза рукавом. Рявкнул не менее зло, желая контролировать ситуацию:

— Сто монет и сорок лучших баранов! Таких ни у кого нет! Лучшие бараны я тебе говорю! Сам из рук кормил! Бери и уходи, пес.

— Я тебе дам «пса», — прошептал пластун и снова зарычал:

— Двести золотых!

— Сто двадцать и пятьдесят баранов! От сердца отрываю! Жен голодными оставляешь! Дети по улице ходить будут милостыню просить! На что обрекаешь?! Не гневай аллаха!

— У меня свой Бог. — Пластун что–то задумал на секунду замерев, улыбнулся. Баши показалось очень недобро. Занервничал.

— Хорошо. — Николай оторвал мальчишку от господина и резко привставил к его горлу кинжал.

Турок забеспокоился, племянник что ли или соседский мальчишка. Глаза его тревожно забегали по нашим фигурам, остановились на мне:

— Если казак, убьёт мальчишку, кто выполнит его требования? Скажи чтоб не убивал! Давай дальше торговаться! Прояви уважение!

— Спроси, если мальчишка ему дорог, за сколько золотых он ставит его жизнь. — Микола сразу сообразил в чем дело и опередил мой вопрос.

— Два барана, слишком много, за никчёмного мальчишку, но так как он к нему привык, готов отдать десять баранов.

Не убирая кинжал, Николай крутанул дрожащего мальчишку в одну сторону, в другую, попутно подмигивая мне.

— Может хоть хлопчику сектым сделать, как бы советуясь спросил у Гулого.

— Тридцать баранов! — Закричал турок. — Тридцать!!! Так много, что по миру пойду!

— И пятьдесят золотых.

— Сто семьдесят лир и восемьдесят баранов — это целое состояние! Сто двадцать золотых! Больше не дам! Ни монетой больше! И восемьдесят самых лучших баранов!!!

— Ну — ка, поручик, погуляй, — пластун махнул мне рукой. — Что–то затянулся разговор. Тут, что? Базар что ли?

— Согласен, — выдохнул баши, вытирая капли пота с толстого лица, и все начали успокаиваться. Мальчишка перестал плакать, Николай убрал в ножны кинжал и лицо его опять приняло добродушно–отстранённый вид, турок же наоборот, принял вид высокомерный, хотя продолжал стоять на коленях.

— За карету, платить не буду, — по–деловому сказал пленный. Окончательно беря себя в руки. Былая надменность стала возвращаться к толстому турку.