Золото Плевны

Парнишку стоило похвалить за смекалку — сменил свою игольчатую винтовку Карле с бумажной гильзой, на более стоящую вещь. Турецкий вариант Пибоди–Мартини незначительно отличался от английского прототипа устройством затвора, патрона, размерами штыка. На ствольной коробке выбивали тугру султана Османской империи — знак с обозначением его имени и титула. Пибоди–Мартини использовали турецкие пехотинцы, воевавшие на Балканах, некоторое количество было выдано запасным и иррегулярным войскам. Также во время войны регулярная турецкая кавалерия самостоятельно заменяла винтовками Пибоди–Мартини стоявшие у нее на вооружении карабины Снайдера и Винчестера. Патронов для трофейных винтовок завались — иногда ящиками на брошенных позициях можно найти. Турки никогда не ограничивали себя в стрельбе. Это наше русское начальство всегда надеялось на штыковую и внушало подобные мысли солдатам, которые толком то и выстрелить не успевали — бумажные гильзы отсыревали от росы и непогоды. Интересно, надоумил, кто или сам сообразил? Была бы моя воля, всех бы наших снабдил такой винтовкой.

— Я тебе «стрельну»!!! Сотник Билый с поручиком Суздалевым. Казаки, подъесаул Никифоров, землякам, кланяться велел.

— Охолонь Филимоныч, — осадил молодого казака седовласый урядник. Глянул внимательно из–под косматой папахи. Морщины на лице разгладились. — На таких людей громко кричать опасно. Вы, уж простите казака, господин сотник. Годами парень мал. Знает о пластунах только по рассказам. С вылазки? Всё по тылам хамыляете?

— По тылам, — согласился я с предположением, — чьи будете, станичники?

— Сотник Билый?! — округлил глаза Филимоныч. Я кивнул ели заметно. Парень сглотнул, побледнев лицом.

— Сводный отряд у нас, господин сотник. Прикреплены к эскадрону лейб–гвардии Гродненского гусарского полка.

— Генерала Гурко?

— Точно так, генерал — адъютанта Гурко. Хвала Господу, послал нам генерала. Долгих лет Иосифу Владимировичу! — казак важно перекрестился.

— А, мы Николай Григорьевича Столетова.

Опять встрял молодой:

— Это, который на Шипке с корпусом, заперт?

Отвечать на бестактность я не собирался.

— Да охолонь, Филимоныч! — опять кто–то крякнул кто–то из старых казаков.

— А шо я? Шо? — Молодой парнишка завертелся в седле, растерянно поворачиваясь к товарищам.

— Да ни «шо»!

— Господин урядник, сопроводите к командиру, только поручика, на кошму устроить нужно. Тяжел он. Не выдержал дороги.

Казаки споро раскатали толстую материю, привязали между двумя заводными лошадьми, уложили поручика, и отряд шагом начал движение.

— Какими силами располагаете, урядник?

— Два взвода гусар и неполный взвод казаков.

— Задача?

— Тревожить отступающий эскадрон басурман, одновременно проводя разведку местности.

— Командир?

— Штаб–ротмистр Зделиньский.

— Шляхтич?

— Похоже, а что, Никифоров, здоров?

— Месяц тому, водкой угощал. Лично знакомы?

— Наслышан, наша сотня Ягорлыкская, а его, из Низовых станиц.

Внезапно, обуяла злость на себя, что ж, сотник, русскую речь услышал и растаял, осторожность потерял, понятно среди казаков, чужих нет, но то, что и проверять не стал, взбесило. Семь месяцев, вне дома, а обычная осторожность покинула пластуна.

— Господин урядник, — спросил как можно безразличнее, — какая масть коней в эскадроне?

— Караковые со звёздочкой.

— Значит, четвёртый. — Я кивнул.

— Кубыть знакомцы имеются?

— Знаёмцы они везде есть. — Уклончиво ответил я. — К лекарю нам нужно. Совсем моему попутчику худо — растрясло дорогой. Урядник кивнул, принимая быстро решение.

— Отправлю с вами Филимоныча, покажет балку, где отряд укрылся. Мы же дальше в разъезд. Поймали пришлых погорельцев, говорят, где — то эскадрон турок рыщет. Надо посмотреть.

— А, что сразу Филимоныча? — взъярился молодой казачок. Щеки заалели на лёгком морозе. — Я деду обещал с медалью вернуться. — Он тряхнул чубом, выбивающимся вверх из–под папахи. В левом ухе блеснула серьга — единственный сын у матери.

— Угу. А я твоему деду обещал внука вернуть. Ладно, тронулись

Мы с новиком, подхватили уздечки заводных, тут нужно быть внимательным, чтоб лошади шли на правильном расстоянии друг от друга, не прижали поручика. Долго же он крепился, что никак не очухается.

Конь под Филимонычем, наверное, все так парня называли ради потехи, был столь же горяч, как и хозяин. Не хотел идти шагом. Пар от него так и валил. Фыркал, все делал вид, то хочет укусить казака за колено.

— Ну, ка укороти свою животину. — Фелимоныч слегка шлёпнул жеребца между ушей и тут же погладил. Но губу надул, обидевшись на «животину». Впрочем, через мгновенье уже забыл.

— Дозвольте вопрос, господин сотник.

— Ну, — не хотя ответил я, от такого можно всё что угодно ожидать: не в меру любознательный.

— Почему Вас, кубанцев то кугутами называют, то хохлами?

— Деды с запорожской Сечи на Кубань пришли, за это хохлами кличут, ну а кугут — это степной орёл, не мужиками же нам называться.

— Ни, — протянул Филимоныч, — кугут — это петух, что кур топчет. Любого малого спроси! Ответит!