Золото Плевны

— Я тебе сейчас, как нагайкой всыплю и сразу ты у меня, как петух закукарекаешь. Может у вас кугут и петух, а у нас — степной орел!

— Ну дела, — протянул молодой казаак. — А шо, — начал было он.

— А ни «шо», — оборвал я его, — вахмистр про погорельцев гутарил. Откуда погорельцы, казак?

— А кто их разберёт, господин сотник, другой разъезд их доставил.

— И кто там?

— Люди, как люди. Напуганные крестьяни.

11.1

Я молча кивнул. Не хотелось говорить, Граф зашевелился, как стали к лесочку подъезжать. Попробовал подняться, не понимая, где находится. Посмотрел на мир вокруг, качающуюся чёрно — серую кошму, мутным взором.

— Очнулся? С возвращением, — сказал я, ему хмуро, кивая на сопровождение. Граф словно не видел никого, не замечал. В горячке что ли? Захрипел как–то страшно:

— Малику видел. Манила к себе, звала, металась. А потом громко кричать стала. Знаешь, как? До озноба. Лучше бы не слышал… Нехорошо мне. Нужно вернуться.

— Да, вы никак головой тронулись, господин поручик. Что за чудачество?

— Не хорошо мне. Трясёт. Зовёт к себе Малика и всё тут.

— Вот именно: нехорошо тебе — лихорадка тобой правит. Сейчас лекарь поможет. Наш, российский. Скоро будем на месте. Терпите, поручик. Нет, нам дороги назад.

В расположение отряда въехали под вопросительные взгляды служивых. Двое даже бросили своё дело — выбивать шомполом гильзу из патронника винтовки Кринка. Я кивнул им, сочувствуя — да, ещё тот, экстрактор, ненадёжный. Ничего, в боях соображение по поводу оружия придёт быстрее. Вот странно. Почему никто не озаботился одинаковым вооружением у войск. Кто принимал решение? Эту войну начали, имея на руках оружие двух калибров, четырёх разных систем.

Филимоныч дело своё знал — хотел побыстрее избавиться от обузы и уверенно пробирался по балке к штабу. Снег на склонах был нетронут, его блеск слепил глаза. По всему видно, военные здесь недолго. Гусары в меховых шапках и красных кепи, одеты по–походному. У многих мундиры на драпе, подбитые мехом, негромко переговаривались, в ожидании приказа. На поваленном дереве сидело несколько офицеров, увлечённо рассматривая карту. У небольшого костерка трое местных болгар с нехитрыми узлами скарба. Похоже на тех, кого разъезд нашёл. Напуганные крестьяне, никак не выглядели счастливыми, даже находясь в такой близости от освободительной армии. Никакого ликования. Абсолютно затравленные, какие–то серые лица. Такие смертельно уставшие глаза, людей потерявших всё, я видел и в Сербии, а теперь в Болгарии.

— Кто такие? — грозно спросил корнет гвардеец, раньше других, привставая со своего места. В отличие от своих опытных товарищей он явно мёрз, в своём узком мундире, сшитом по фигуре, но гусарский гонор, заставлял держаться бодро. Постукивал по голенищу высоких, вырезанным верхом и розеткой спереди сапог, хлыстом. Интересно, как он, замёрзший, после скачки, рубиться будет.

Подбежавшие гусары помогли снять Ивана. Шатаясь в разные стороны, не сразу, но всё–таки стал в рост.

— Поручик Суздалев, — вяло отдал честь граф и опустился на кошму, не в силах справиться со слабостью.

— Уж не граф ли Суздалев?! А я вас сразу узнал! Милейший господин поручик, помните ли вы меня? Мы с вами были представлены на балу баронессы Вернер. Приприятнейшее время тогда было, господа. Весёлое. Позвольте представить, господин…

Штаб–ротмистр, с четырьмя узлами на наплечном шнуре, поднялся на ноги.

— Набей — ка, трубочку, Шугаев, закурите, граф?

— Доложи, Иваныч по команде, — прошептал Иван Матвеевич, — не люблю гвардейцев. Не нравится мне этот дерзкий тон. Сорваться могу не ко времени. Меня ведь Малика ждёт.

— Кто ж их любит, — буркнул я и тут же прочистил горло. — Сотник Билый. Корпус генерала Столетова. Извольте, вызвать лекаря. Поручик дважды ранен.

— А, Вы сотник, кем у Столетова командуете, старьёвщиками? — Не унимался Шугаев. — Я бы, — он показал хлыстом на мой бешмет в разноцветных заплатах — эту рванину, конюху не позволил надеть.

Не так мне виделось возвращение к своим. Совершенно не представлял, что делать, как себя вести. Это корнет, мой ровесник, равный по званию (два узла гвардейца, соответствуют трём звёздочкам на погонах остальных армейцев). Как его угомонить, чтоб не попасть под суд. Главное–голову не терять и присутствие духа.

— А, что граф Суздалев от ответа уходит? Не поворачивается у меня язык его поручиком российской армии назвать, — обострял гвардеец.

Я даже немного задохнулся от негодования.

— В беспамятстве он. Поручик ранен и контужен, ему требуется лекарь. Я могу ответить за него.

Корнет посмотрел на меня с интересом. Потом деланно вздохнул:

— Не с дворянами не стреляюсь.

— Присядьте, сотник, — штаб–ротмистр показал на свободное место на бревне, между собой и корнетом. Присаживаясь, я нечаянно ткнул корнета локтём в гвардейскую грудь. Не сильно. Задира завалился на спину, смешно болтая своими щегольскими ботфортами над бревном. Гусары ржали как их жеребцы. Ещё не встав на колени, морозный воздух наполнился, звуком, который не с чем не спутаешь. Иногда он радует, иногда морозит спину. Звук вытаскиваемой из ножен сабли.