Золото тигров. Сокровенная роза. История ночи. Полное собрание поэтических текстов

Сегодня, 9 сентября 1978 года,
я держал на ладони маленький камень —
один из трехсот шестидесяти одного, которые требуются
для астрологической игры под названием го —
иных шахмат Востока.
Эта игра древнее, чем самая древняя письменность,
ее доска – это карта Вселенной.
Черно-белые сочетания камней
исчерпывают самое время.
Люди тонут в игре,
как в любовном чувстве и в омуте дня.
Сегодня, 9 сентября 1978 года,
я, не знающий стольких вещей,
понял, что не знаю еще одну,
и благодарю своих богов
за откровение этого лабиринта,
который никогда не станет моим.

Синто

Убитого горем
может спасти пустяк —
малейшее отвлечение
памяти или вниманья:
вкус плода, вкус простой воды,
лицо, возвращенное сном,
первый ноябрьский жасмин,
не знающий устали компас,
книга, с потерей которой уже смирился,
сердцебиенье гекзаметра,
маленький ключ от входной двери,
запах книг и сандала,
старое название переулка,
краски географической карты,
блеснувшая этимология,
ровно обстриженный ноготь,
позабытая дата,
бой полночных курантов
или внезапная боль.

В культе синто – восемь миллионов богов,

тайком бродящих по миру.
Эти нехитрые божества осеняют нас.
Осенят – и растают.

Чужак

В святилище дремлет меч.
Я, один из священников храма, его никогда не видел.
Другие общины почитают бронзовые зеркала или камни.
Думаю, в давние годы их выбирали за редкость.
Говорю совершенно открыто: синтоизм – самый свободный из культов.
Самый свободный и самый древний.
У нас есть старинные письмена, которых уже не видно.
Исповедовать синтоизм могут даже олени и росы.
Он учит трудиться как должно, но не предписывает морали.
Не утверждает, что каждый ткет себе свою карму.
Не устрашает мукой и не подкупает наградой.
Его приверженцы вправе идти за Буддой или за Иисусом.
Он почитает Императора и умерших.
Верит, что человек после смерти становится богом и охраняет близких.
Верит, что дерево после смерти становится богом и охраняет деревья.
Верит, что соль, вода и музыка очищают.
Верит, что божества неисчислимы.
Утром нас посетил старый поэт, слепой перуанец.
Сидя на галерее, мы делили с ним ветер из сада,
             запах сырой земли и песнь пернатых божеств.
Через переводчика я толковал ему нашу веру.
Не берусь судить, что он понял.
Западные лица – как маски, по ним ничего не заметишь.
Он обещал, вернувшись в Перу, вспомнить нашу беседу в стихах.
Выполнил ли, не знаю.
Не знаю, сойдемся ли снова.

Семнадцать хайку

1

Гора и вечер
мне о чем-то сказали.
Я все утерял.

2

Безбрежная ночь
целиком уместилась
в один аромат.

3

Есть он или нет —
сон, позабытый мною
еще до зари?

4