Золото тигров. Сокровенная роза. История ночи. Полное собрание поэтических текстов

Лишь пустяки. Его зовут Муранья,
кружок друзей, негромкий разговор,
вечерний полумрак, просторный двор,
рука, гитары старой воздыханья.
Былое в песне простенькой живет;
милонга повествует о разборках
на улицах, в борделях, на задворках,
и вот уже ножи пустили в ход.
Лишь пустяки, пришедшие из тьмы,
но этих мне достаточно деталей,
чтоб мифологией они предстали, —
как та, что в школах изучали мы.
Вчерашнее – лишь глина для того,
чтобы сегодня сотворить его.

На улице Пьедрас-и-Чили

Я здесь бывал, должно быть, и не раз.
Теперь не вспомнить. Мне сегодня мнится,
что ближе Ганг неведомый струится,
чем вечер тот и тот рассветный час.
Превратности судьбы уже не в счет.
Они лишь мягкой глины часть – былого:
его искусство лепит, время трет,
и в нем авгуру не понять ни слова.
Не то клинок таила тьма, не то
хранила розу. И скрывает их
в ночных краях теней переплетенье.
Лишь пепел мне остался. Прах. Ничто.
И, сбросив маски дней пережитых,
я после смерти обрету забвенье.

Милонга язычника

На соловом покинул пустыню
язычник из дальних земель.
Была его родиной пампа —
Пинсен или Катриэль.

Скакун без седла и язычник —

одно, а не два существа,
Чтоб править конем, шли в дело
только свист и слова.

Любил он вострить копье,

блестящее от шлифовки,
но что такое копье
против меткой винтовки?

Он мог исцелять словами —

такому лишь подивиться.
Он знал потаенные тропы,
ведущие через границу.

Из диких земель он пришел

и в дикие земли вернулся,
и вряд ли кому рассказал
о мире, с которым столкнулся.

Он прежде не видел дверей

(для нас эта штука – не диво),
не знал про дома с дворами,
не видел колодца и шкива.

Не знал, что дом внутри стен

из разных комнат устроен,
там есть кровати, сиденья
и много других диковин.

Себя он впервые увидел

в зеркале отраженным,
и тот, кого он увидел,
не выглядел удивленным.

Без звука, без знака, без жеста

стояли они с двух сторон.
Один из них (кто же?) смотрел,
как будто во сне видел сон.

И вряд ли он удивился

пораженью и злой кончине.
Для нас его жизнь и смерть
и есть «Покоренье пустыни».

Милонга мертвеца