Золотое дно

— Послушайте, Гасанов. Чтобы этого избежать, — он взял его за руку, — мне кажется, что моя подводная установка может производить для вас бурение разведочных скважин.

Гасанов остановился и застыл на месте, как бы не веря своей догадке:

— Тогда мне не нужно строить сложное основание. В эту пробуренную вами скважину будет ставиться только одна гибкая труба. Я давно думал об этом… Никаких вышек!

— Не понимаю, — нетерпеливо бросил Васильев.

— Смотрите, — Гасанов подвел его к парапету и, вынимая из кармана кусок мела, стал чертить на шершавом граните: — вот стальная полусфера на дне, она закрывает устье скважины, от нее идет гибкая труба… поплавок… или, вернее, пловучий остров.

Издали показалась фигура сторожа в белом фартуке. Он решительно направился к инженерам. «Безобразие! Взрослые люди, а весь парапет измазали мелом». Сторож в отчаянии развел руками, хотел что-то сказать, но ему показалось уж очень странным их поведение. Он прислушался.

— Труба нужна только для подачи нефти наверх, — продолжал человек, который помоложе, видимо не замечая сторожа. — Специальными захватами, — рисовал он, — из подводного дома ее направляют в пробуренную скважину…

Сторож постоял, послушал и тихо, осторожно ступая на носки, удалился, не желая нарушать серьезного разговора инженеров. Значит, так надо. Он почувствовал, что эти люди не зря исчертили гранитную стену. Ничего. Всякое может быть. Зачем им мешать…

По набережной изредка проходили смеющиеся или мечтательные юноши и девушки. Они с некоторым удивлением смотрели на людей, рисующих на граните, но затем, словно понимая их, переглядывались между собой и проходили мимо.

Город заснул, наступила тишина. Только изредка слышны были далекие гудки. На бульваре уже не осталось ни одного человека. Сторож взял метлу и стал подметать, медленно приближаясь к барьеру. Вот он увидел чертеж, с улыбкой покачал головой и аккуратно стер его мокрой тряпкой.

Инженеры взволнованно продолжали беседу.

— Послушайте, Гасанов. Я не думаю, что при такой длине трубы… ну, скажем, триста метров… — Васильев взял у него мел и написал на барьере «300 м», — при ее диаметре в десять сантиметров, — опять написал Васильев, — она могла бы выдержать такую нагрузку на разрыв.

— Выдержит, — снова отобрал у него мел Гасанов. — Смотрите по формуле… — Он начертил на граните: «Сопротивление…»

На горизонте светлела полоска зари. Погасли фонари. Сторож, не спеша, вперевалку, шел с метлой к парапету. Остановился и опять увидел перед собой исчерченный формулами барьер, похожий на классную доску. Он вздохнул, возвратился за тряпкой и снова аккуратно вытер гранитную стену.

Казалось, не будет конца этой необычайной ночной прогулке. Здесь, на гранитной набережной, рождалось новое решение. Новый план наступления в боевом содружестве двух до этого незнакомых друг другу инженеров.

Васильев наклонился над барьером и убедительно доказывал Гасанову:

— Шары у нас остаются для опытной проверки дебита скважины. Затем, если это выгодно, ставится твоя труба с пловучим островом… Я думаю, для того чтобы островок не чувствовал волн, его диаметр должен быть… — Он задумался, затем взял мел и стал писать ряд уравнений, постепенно опускаясь на корточках вниз.

Решение найдено. Остаются детали, но как можно расстаться, если еще есть неясные вопросы!

Наступало утро. Два инженера, перепачканные мелом, сидели на корточках перед исписанным донизу барьером.

— Но ведь это же мы проверяли! — удивленно заметил Гасанов, приподнимаясь и подавая Васильеву руку. — Помнишь, еще там, у скамейки?

— Да, как будто бы, — согласился Васильев. — Сейчас посмотрим.

Они торопливо шли вдоль барьера. Вот одна скамейка. Здесь они сидели. Другая, третья… Никаких записей. Может быть, это было на другой стороне? Нет, конечно, все объясняется просто: навстречу им приближался сторож с тряпкой — он уже искал новую запись. Ничего не поделаешь! К утру здесь должно быть чисто.

Васильев взглянул на него, затем на Гасанова и неожиданно рассмеялся.

— Ну как? Совещание закончено? — отряхивая с костюма песок и мел, спросил он.

— Пожалуй, пора, — потягиваясь и протирая глаза словно спросонья, усмехнулся Гасанов.

Вот оно, утро.

Легким бризом вздохнуло море. Белый парус скользнул над волнами. Из репродуктора вместе с маршем вырвался бодрый голос:

— Начинаем утреннюю зарядку…

Гасанов удивленно взглянул на часы. Да нет, не может быть. Уже семь часов! Он протянул руку Васильеву и с улыбкой вздохнул:

— Ну, что я теперь скажу Саиде?

Затем, уже не оглядываясь, Гасанов почти побежал к воротам.

Васильев еще долго стоял у каменного барьера.

* * *