Золотое дно

Гасанов подошел к борту и посмотрел на торопливые, суетящиеся волны. Они были похожи на языки пламени. Это сверкали в волнах последние лучи уходящего солнца. Гасанову казалось, что все кругом объято огнем и плывет их танкер в фантастическом огненном море; как будто вся нефть, что скрыта в глубине, выплеснулась наружу, вспыхнула и заметалась на поверхности моря невиданным пожаром. Он невольно закрыл глаза, чтобы не видеть этой безумной картины, нарисованной его воображением. Он снова увидел черное кипящее море и падающую вышку в ту беспокойную и страшную ночь. Мог ли он тогда предполагать, как сойдутся его пути с путями Васильева! Замечательный он человек. Как много надо знать, чтобы построить подводный танк! Снова вспомнил Ибрагим о Шухове. Ему должен был подражать Васильев. Только ему…

Гасанов считал, что за последние сто лет не существовало в мире более разностороннего изобретателя, чем русский инженер Шухов, несмотря на то что слава его не была столь рекламно блистательной, как у Эдисона.

Крекинг и железные башни. Способ компрессорной добычи нефти и постройка больших пролетов в архитектуре. Паровые котлы и мосты. Все это изобретено Шуховым. Весь мир пользуется его изобретениями. Всюду применяется его способ переработки нефти, пришедший к нам обратно из-за океана под названием «крекинг». «Кстати, — вспоминал Гасанов, — из-за этого изобретения спорили два американца, кому из них принадлежит оно. Американский суд вынужден был признать, что это изобретение сделано ни тем, ни другим, а русским инженером Шуховым еще в 1891 году. Всюду применяются паровые котлы Шухова. Везде можно видеть ажурные водонапорные башни системы Шухова. Каждая из них напоминает миниатюрную радиобашню в Москве. Новая конструкция стальной башни изобретена Шуховым не для выставки и рекламы. Это не башня французского инженера Эйфеля. Она стала необходимостью. Огромные пролеты Киевского вокзала в Москве построены также Шуховым. Архитекторы всего мира строят металлические сооружения, пользуясь его изобретениями и расчетами».

Гасанов задумался. Он тоже применял его расчеты при конструировании подводных оснований.

Вот таким надо быть инженером! Такой огромной широты, такого размаха! Это идет от традиций русской науки, начиная с Ломоносова, который впервые в мире создал теории газов, света, электричества, атома. Менделеев был и химиком, и физиком, и метеорологом, и воздухоплавателем, и экономистом. Он интересовался многими большими проблемами. Сколько с тех пор мы узнали новых имен ученых и изобретателей, продолжающих традиции русской научной мысли!

Много их и среди советских инженеров.

Гасанов вспоминает, что ему как-то рассказывал его старый знакомый — директор радиозавода — об американских инженерах, которые были присланы к нему еще до войны, в порядке технической помощи. «Удивительный народ, — недоумевал директор: — один из них инженер по переключателям, другой — по катушкам, третий — по винтам. Каждый из них хорошо знает свою область, а что касается другой, то лучше и не спрашивай: никакого понятия. В наших условиях такие инженеры нам были не нужны, и мы от них скоро освободились».

«Да, — подумал Гасанов, — у нас система совсем иная. Каждый инженер должен быть широко образован, иначе можно ли строить подводные дома! Васильеву — конструктору танков — пришлось многое изучать и в геологии, и в бурении, и в электрооборудовании. Правда, дом строил большой коллектив, но что можно сделать без единой направляющей идеи!»

С пловучего островка послышались чавканье насоса и гудение моторов. Эти столь знакомые Гасанову звуки прервали его размышления.

На островке, видимо, уже готовились к началу испытаний.

Впереди мигал, словно бакен на реке, красный огонек; он был еле различим — еще не совсем стемнело. Над ним вырисовывалась в лиловом небе тонкая стальная мачта с флажком. Она покачивалась на волнах, и казалось, что кто-то, размахивая ею, подает сигналы из-под воды.

Гасанов перешел на правый борт, для того чтобы лучше рассмотреть антенну на поплавке.

— Ну как, есть связь с Васильевым? — обратился Агаев к вышедшему из радиорубки радисту. — Мы сейчас рядом, дорогой… — И, увидев, что тот смущенно развел руками, задумчиво добавил: — Ну, ничего… возможно, это у него испортилось… Надо завтра послать к нему инженера, пусть посмотрит.

Начинался ветер. Как-то сразу закипела вода, словно в огромном котле. Водяная пыль поднялась над морем. Она клубилась, как пар над клокочущим кипятком.

— Идем в каюту, Ибрагим, — проговорил Агаев, стараясь рассмотреть светящиеся стрелки на циферблате часов, — у нас еще много времени.

— Огонь с левого борта! — раздался крик с мостика.

Все разом повернули головы налево.

Как ракета, выпущенная из-под воды, подпрыгнул красный сигнальный фонарь. Он блеснул над волнами огоньком папиросы, снова погас, скрывшись в воде, наконец опять вынырнул и ярко засиял в радужном ореоле водяной пыли.

Агаев взглянул на часы и вопросительно посмотрел на Ибрагима.