Гасанов навсегда запомнил эту страшную минуту. Белая палуба, словно покрытая снегом. Она блестит под холодными лучами прожектора. Сидит на этой палубе человек, обняв руками колени. Опустил на них голову и молчит. Вокруг него стоят молодые и старые. Инженеры, матросы, рабочие. Они тоже молчат. Никто из них не может произнести ни одного слова. Нет, нет, не может этого быть! Еще есть надежда… Но об этом нельзя спросить. Кто решится потерять ее!
Ветер свистит над головой, он срывает с волн пенные гребешки, и крупные клочья этой как будто бы мыльной пены взлетают на палубу.
Нури медленно поднял голову и, найдя глазами Агаева, стоявшего молча с потухшей трубкой, встал и подошел к нему.
— Пожар начался в буровой, — стараясь быть спокойным, говорил он. — Нефть фонтанировала. Сразу появилось пламя. Закрыли дверь — пожар продолжался. Сгорели провода связи, потом провода от аккумуляторов. Всплыть нельзя — держали трубы буровой. Он решил спасти всех в цистернах. Выпускали по очереди. Хотели спасти его тоже, но… — Нури еле сдерживал себя, — он не мог согласиться на это. И вот мы остались вдвоем… Стена раскалилась, дышать — нельзя. В торпедном аппарате надо было включить рубильник. Кто-то должен остаться и сделать это. Мне он не позволил… Потом…
Он наклонился над водой, как бы стараясь что-то увидев в морской глубине; голова его опускалась все ниже и ниже.
Саида бросилась к Нури.
— Нури, милый, не нужно! — успокаивала она его, обнимая за плечи и повторяя одни и те же слова. — Не нужно, не нужно, родной… Он был для всех нас… — Саида не выдержала и закрыла лицо руками.
— Зачем так говоришь? — вдруг вскрикнул Нури. — Он жив еще! Он еще там. Ведь правда? Ну, скажи? — с отчаянием и мольбою спрашивал он, словно она одна ему могла это сказать.
— Да, да… Он жив…
— Послушайте, Гасанов, товарищ директор… Прошу вас! — Нури подбегал то к одному, то к другому. — Почему мы здесь? Спасать надо! Я знаю… Нет, не отказывайтесь… Я знаю, это очень трудно — триста метров глубины. Я сам спущусь в скафандре. — Он всматривался в суровые лица Гасанова и директора, стараясь прочесть в них ответ. — Ну что же вы молчите? Ведь там такой человек! Такой человек…
Налетел резкий порыв ветра. Волны с остервенением загрохотали по железной коробке танкера. Два оставшихся шара подвели к борту. Они со звоном били в корпус корабля. Пока вытаскивали на палубу один шар, другой накренился, словно стараясь зачерпнуть открытым люком разбегавшуюся кипящую пену, и вдруг, оторвавшись от борта, подгоняемый волнами, стремительно поплыл в сторону. За ним погналась шлюпка.
Первый шар подняли, из него на палубу вытащили еще одного техника. Многие бросились к борту, смотря на удалявшийся шар с Синицким. Но вот шлюпка нагнала цистерну, матросы закрепили канаты за ее поручни и взяли на буксир.
Вся команда подводного дома спасена, кроме капитана. Он остался в темной глубине и, может быть, навсегда…
— Ибрагим! — заглядывая ему в глаза, со слезами в голосе почти кричала Саида, стараясь, чтобы он услышал сквозь шум ветра. — Ты все можешь! Я верю в тебя… Но неужели нельзя его спасти? Может быть, правда, как говорит Нури, спустить водолазов? Поднять дом…
Гасанов отвернулся. Он молчал. Молчали и другие. Агаев стоял с обнаженной головой, держа в руках фуражку. Гасанов наклонился над бортом и смотрел в темную глубину.
— Ты молчишь, Ибрагим? — с отчаянием продолжала Саида. — Ну скажите вы, Джафар Алекперович! Скажите! Я не верю, что нельзя этого сделать…
— Может быть, кончится пожар, и ему удастся пройти в буровую. Не вечно же будут работать кислородные установки! Огонь задохнется, — задумчиво проговорил директор. — А водолазы на такую глубину спуститься не могут… Больше я ничего не могу сказать, Саида…
Он уронил трубку, нагнулся и долго искал ее на палубе.
Какое-то странное клокотанье послышалось у левого борта. Прожектор осветил кипящую воронку. Из глубины выскакивали блестящие пузыри. Они с шумом лопались на поверхности. Вода кипела как в котле, кружились пузыри, как бы догоняя друг друга.
— Он затопил буровую, — чуть слышно прохрипел Нури.
— Теперь… подняться нельзя… — широко раскрыв невидящие глаза, прошептала Саида.
Все молча наклонили головы. Матросы вытянулись, как по команде «смирно», и сурово смотрели на крутящуюся воронку. Она постепенно успокаивалась, исчезли пузыри, и только радужная пленка нефти дрожала и переливалась в лучах прожектора.
Шлюпка с буксируемым ею шаром приблизилась к борту танкера. Люк цистерны заливался водой; казалось, что она совсем исчезнет в морской глубине. Вот шар неожиданно перевернулся.
Все замерли. Неужели он не всплывет? Нет, это только на мгновение. Снова наверху зияет открытый люк.
Шар подняли на палубу. Его со всех сторон удерживали матросы, чтобы он не скатился обратно.
Нури поднялся, цепляясь за поручни, вверх к люку и взволнованно крикнул:
— Синицкий!
Глухо, как в бочке, прозвучал голос. Никто не отвечал.
Нури быстро спустился в шар и через минуту вытащил оттуда намокшую в воде шляпу Синицкого.
Его самого там не было…