Золотое дно

Глава двадцать пятая ЧТО НАЗЫВАЕТСЯ ПОДВИГОМ!

Васильев чувствовал, что он задыхается. Он слышит грохот падающих камней, словно лавина несется с горы. Он слышит рев осатаневших волн. Ему кажется, что они поднимают на гребнях камни с морского дна и несут их издалека только затем, чтобы с дьявольским визгом обрушить на его тяжелую, усталую голову.

Темнота; тускло светит лампочка электрического фонарика, словно и ей нехватает воздуха. Неумолчный грохот и плеск… Неужели все еще заполняется водой буровая? Он помнит, что повернул рычаги и сам открыл краны, чтобы впустить воду. Это было необходимо после того, как там взорвались еще новые баллоны с кислородом и начавший уже постепенно затухать пожар стал разрастаться еще сильнее.

Раскалилась перегородка. Потом зашипел выпускаемый воздух, заклокотал пар, вода с ревом ворвалась в изолированный отсек буровой.

Теперь уже отрезаны все пути, дом не сможет всплыть наверх. Тусклый луч фонарика светит на почерневшую от огня стену буровой. На ней дымится краска. Васильев прикладывает руку. Да, теперь стена постепенно остывает…

Он идет по коридору, освещая путь желтоватым лучом. Это последнее прощание. Через несколько минут он откроет все кингстоны. Сюда ворвется вода, и все будет кончено. Лучше встретить смерть мужественно и сразу, а не задыхаться, как сейчас, словно суслик в заваленной норе. А может быть? — теплится еще в сознании далекий призрак надежды. Нет! Напрасная мечта…

Инженер заходит в комнату с зеркальным окном черного иллюминатора. Тушит фонарик и смотрит, как светится фосфоресцирующими огнями подводный мир. Проплывают, словно призраки, диковинные глубоководные рыбы, и горит у них чешуя. Одна из них подплыла к окну и уставилась на Васильева немигающими глазами, похожими на светящиеся зеленоватые виноградины.

Васильев поднимается вверх по винтовой лестнице и заходит в штурманскую рубку. Здесь было все, как и прежде: как будто бы ничего не случилось за последний час. Стоят приборы, покрытые чехлами, светится в темноте стрелка большого компаса. Инженер поймал себя на невольном движении. Ему захотелось поправить завернувшийся край чехла у локатора. Он по привычке проверяет, все ли приборы выключены, проводит пальцем по стеклу компаса. Нет ли пыли. Не верилось, что через несколько минут подводный дом станет склепом в морских глубинах.

Дышать тяжело… На сколько же времени хватит воздуха?

Вот он снова у себя в кабинете. Положил фонарик на стол. Развернул тетрадь на последней странице, посмотрел дату: «30 сентября», взял карандаш, положил его снова аккуратно на место, на бронзовую подставку чернильного прибора. Что можно сейчас написать? Кто это прочитает? Впрочем, — мелькнула мысль, — тетрадь с записями найдут. Наверное, когда-нибудь поднимут его подводный дом. Эти записи очень понадобятся тому, кто станет его восстанавливать. Здесь указаны все недостатки конструкции. Можно, не задумываясь, отдать всю свою жизнь только затем, чтобы на один день притти в институт и сказать: «Дорогие друзья, вот здесь ошибки, здесь я не додумал, здесь я не учел. Надо их исправить, и тогда подводный дом станет тем, чем он должен быть». «Пусть эта тетрадь хоть в какой-то мере этому поможет», подумал он и встал с места. Ее обязательно найдут. Его тоже. Что при нем останется? Он осмотрел все карманы своего костюма, выбросил ненужные записки, застрявшие в уголках трамвайные билеты, пригласительный билет на праздник в институте.

Словно невзначай, мелькнуло лицо Мариам, ее обеспокоенный взгляд. Последний вечер у парапета набережной…

Он хочет написать последние слова. Но как это сделать? Ему показалось невероятным, что он сам, собственной рукой расписывается в своем бессилии. Как будто он сам добровольно прощается с жизнью. Она недаром прожита. И если погиб его подводный дом и он сам скоро задохнется в этой стальной коробке, то все-таки останется «золотое дно», открытое инженером Васильевым и его друзьями. Скоро с пловучих островов опустятся вниз гибкие трубы, высасывая нефть из морских недр.

«Что написать в последней записке?» думал капитан подводного дома.

Он скользнул рукой по столу, чтобы найти карандаш. Неожиданно нащупал пластмассовую коробочку. Откуда она здесь? Поднес ее к свету. Оказывается, это диктофон Синицкого. Васильев случайно повернул рычажок. Послышалось легкое жужжание, затем шипение.

«Итак, продолжаю свой дневник, — узнал он голос Синицкого. Из крохотного репродуктора, почти без искажений, слышны слова из дневника студента. — Теперь мне кажется, что я узнал Васильева. Что мне в нем особенно нравится?..»

Из-за спины инженера просунулась чья-то рука. Она потянулась к аппарату.

Нет, это ему только кажется. Может быть, это конец? Галлюцинации?

Рука спокойно повернула рычажок. Диктофон замолчал.

Васильев схватил фонарик и вскочил с кресла. В дрожащем, мигающем свете, словно на экране старого кино, он увидел растроганное улыбающееся лицо практиканта.

Васильев зажмурился, затем снова открыл глаза.