В пятницу он прихватил с собой лупу и попробовал рассмотреть человечков сквозь увеличительное стекло. Да, так и есть, мясо. К печам одного за другим вели каких-то животных величиной с муравья, там же, на месте, резали их и начинали готовить. При помощи лупы Эллис сумел значительно лучше разглядеть лица крох. Странные, надо заметить, то были лица! Чеканные, смуглые, во взглядах необычайная твердость…
Разумеется, на него человечки неизменно взирали со страхом, с благоговением и надеждой, отчего сердце Эллиса всякий раз переполнялось гордостью. Эти взгляды предназначались только для него и ни для кого более. Между собой человечки нередко ругались, шумно ссорились, а порой даже бросались в драку, яростно били, кололи, резали друг дружку, заливая кровью бурые одеяния. Страстные, мужественные существа… Постепенно Эллис проникся к ним искренним восхищением и, как следствие, еще сильнее зауважал себя самого. Внушить благоговейный страх такой гордой, отважной расе – дело нешуточное. Что-что, а раболепие этим крохам было совсем не свойственно.
Примерно к пятому его появлению под прорехой появилась довольно привлекательная с виду постройка. Своего рода храм. Место отправления религиозных обрядов. Поклонения… и кому?
Ему, Генри Эллису! Сомнений быть не могло: вокруг него возник настоящий религиозный культ!
С тех пор он начал отправляться на службу ровно в девять, чтобы провести в наблюдениях целый час. К середине второй недели его культ расцвел пышным цветом: шествия, возжигания свечей, что-то вроде гимнов, а может, молитв. И жрецы в долгополых мантиях. И пряное мясо на жертвенниках.
Но – ни единого идола. Очевидно, из-за огромной разницы в величине крохам так и не удалось уловить, как он выглядит. А в самом деле, каким, кем он должен казаться с той стороны мерцающего марева? Исполином, возвышающимся над ними за плотной серой пеленой? Расплывчатым, загадочным существом, в чем-то похожим на них, однако совершенно иным? Ясное дело, существом иного порядка. Не только гораздо бо́льшим, но и в других отношениях не таким, как они. А стоит ему заговорить, голос разносится под сводами «Мимохода» раскатами грома и до сих пор обращает крох в паническое бегство…
Оттого у них и развиваются религиозные верования. Его пришествие изменило всю их жизнь. Личное появление, плюс точные, исчерпывающие ответы на все вопросы, полученные из Федеральной Справочной Библиотеки и переведенные Лингвистической Машиной на их язык… Конечно, при их скорости течения времени ответов приходится дожидаться не одно поколение, однако к этому они приспособились. Ждут. Надеются. Передают наверх вопросы, а он спустя пару веков ниспосылает им ответы, и крохи, вне всяких сомнений, извлекают из этого немало пользы.
– Что это значит? – возмущенно осведомилась Мэри, когда он явился с работы домой на час позже обычного. – Ты где пропадал?
– Работал, – беспечно ответил Эллис, сняв шляпу, сбросив пальто и плюхнувшись на диван. – Ох и устал я сегодня! Слов нет, как устал.
Вздохнув с облегчением, он жестом велел диванному подлокотнику подать ему виски с лимонным соком.
К дивану не без опаски подошла Мэри.
– Генри, мне немного не по себе.
– Не по себе? С чего бы?
– Скажи, зачем так надрываться на службе? Ты бы полегче, а? Вспомни, когда ты в последний раз выбирался в отпуск, отдохнуть немножко от Терры? Сколько лет уже за пределы Солнечной системы не выезжал? Знаешь, я уже готова позвонить этому вашему Миллеру и спросить, чего ради на человека твоего возраста взваливают столько…
– Что значит «моего возраста»? – в возмущении ощетинился Эллис. – Не так уж я стар!
Мэри, присев рядом, нежно обняла мужа.
– Ну конечно. Однако так надрываться на работе действительно ни к чему. Разве ты не заслуживаешь отдыха?
– Это же совсем другое дело. Ты просто не понимаешь. Не та прежняя тягомотина – отчеты, сводки, налоговые декларации, провались оно все! Теперь я…
– Чем же ты теперь занят?
– Теперь все по-другому. Я больше не шестеренка в огромной машине. Я многое значу, и для меня это очень многое значит… Наверное, объяснение – так себе, но мне без нового дела никуда.
– Если бы ты рассказал чуть подробнее…
– Нет, вдаваться в подробности я не могу, – отрезал Эллис. – Одно скажу: во всем мире нет больше ничего подобного. Я отпахал в «Терранских Опытных Разработках» двадцать пять лет кряду. Двадцать пять лет гнул спину над одними и теми же отчетами, снова, и снова, и снова! Двадцать пять лет… и ни минуты не чувствовал себя так, как сейчас.
– Вот как?! – взревел Миллер. – Ты, Эллис, мне тут не юли! Сознавайся!
Объятый ужасом, Эллис растерянно, немо разинул рот.
– О чем вы? – кое-как выдавил он. – Что случилось?
Лицо Миллера на экране видеофона побагровело как свекла.
– Я же сказал: не юли! Живо ко мне в кабинет!
Экран моргнул и погас.
Опомнился Эллис не сразу. С трудом одолевая дрожь в подгибающихся коленях, он поднялся из-за стола, устало отер лоб от холодного пота.
– Бог ты мой, – вздохнул он.
Минута, и все рухнуло. Все. От душевного подъема не осталось даже следа.