Золотой человек

– Нет. С головой что-то не то. Как фамилия того психиатра – его еще рекомендовали из родительского комитета, когда с парнишкой миссис Бентли случился припадок?

Умолкнув, Миллер напряг память. В голове царил полный раздрай.

– Кажется, Грюнберг… Грюнберг из «Медикал-Дентал», – пробормотал он и направился к двери. – Заеду к нему, покажусь. Со мной что-то неладно. Всерьез неладно, а что – никак не пойму.

* * *

Адам Грюнберг оказался рослым, крепко сложенным кудрявым брюнетом лет около сорока, в массивных роговых очках. Выслушав сбивчивые жалобы Миллера, Грюнберг откашлялся, смахнул пылинку с лацкана пиджака от братьев Брукс и задумчиво сдвинул брови.

– А не случилось ли с вами чего-либо, пока вы ходили на двор, за газетой? – спросил он. – Какого-либо несчастья? Расскажите об этом моменте подробнее. За завтраком вы встали из-за стола, вышли на крыльцо, принялись искать газету в кустах… а после?

Миллер устало потер виски.

– Даже не знаю. В голове полный кавардак. Поисков газеты я не помню вообще. Помню только, как в дом вернулся – после этого картина проясняется, а вот до… До этого все – как отрезало. Все, кроме воспоминаний об Историческом Управлении и перебранке с Флемингом.

– Ну а с портфелем как вышло? Давайте вернемся к нему.

– Флеминг сказал: мой портфель, мол, выглядит, будто сплющенный динозавр Юрского периода, а я ответил…

– Нет, я не об этом. Вспомните, как вы искали портфель в шкафу и не нашли.

– Я заглянул в шкаф, и портфеля там, разумеется, не оказалось. Портфель остался лежать у моего стола в Центральном Историческом Управлении. На этаже, посвященном двадцатому веку. Возле моей экспозиции…

На лице Миллера отразилась странная оторопь.

– Боже правый, Грюнберг, вы понимаете? Что, если все это – просто муляж? Макет? Что, если вы и все прочие… в действительности всего-навсего детали экспозиции?

– Пожалуй, для нас такой поворот был бы не слишком приятен, – с блеклой улыбкой откликнулся Грюнберг.

– Зря усмехаетесь, – буркнул Миллер. – Сновидения существуют лишь до тех пор, пока спящий не пробудится.

Грюнберг снисходительно рассмеялся.

– То есть я вам попросту снюсь? Что ж, спасибо!

– Не стоит благодарности. Я здесь вовсе не из-за особых симпатий к вам. Скорее уж оттого, что на дух не выношу Флеминга и все Историческое Управление в целом.

Грюнберг успокаивающе вскинул ладони вверх.

– А этот Флеминг… получается, отправляясь на поиски газеты, вы думали о нем?

Миллер, поднявшись на ноги, зашагал взад-вперед, от стены к стене роскошного кабинета, в проходе между кожаных кресел и громадного письменного стола из красного дерева.

– Мне нужно взглянуть правде в глаза. Смириться с происходящим. Я – часть экспозиции. Выставочный экспонат. Рукотворный муляж, подделка под прошлое. Флеминг как раз что-то такое и говорил.

– Сядьте, мистер Миллер, – мягко, но непреклонно велел Грюнберг. – Я понимаю, о чем вы, – продолжил он, подождав, пока тот не опустится в кресло. – У вас создалось общее впечатление, будто все вокруг нереально. Нечто сродни декорации.

– Экспозиции.

– Да, верно. Музейной экспозиции.

– В Нью-Йоркском Центральном Историческом Управлении. Этаж И, отдел двадцатого века.

– Вдобавок на это общее впечатление… нереальности окружающего накладываются некие воспоминания о личностях, о местах, находящихся за пределами этого мира. Об ином мире, в котором содержится наш. Можно сказать, о реальности, в рамках которой все это – нечто потустороннее, призрачное.

– Да нет же! – взорвался Миллер, в ярости стукнув кулаком о мягкий кожаный подлокотник. – Этот мир мне вовсе не кажется призрачным! Он абсолютно реален, в том-то вся и беда. Я влез в экспозицию поглядеть, что там за шум, а теперь не могу выйти обратно. Боже правый, уж не придется ли мне бродить внутри этого муляжа до конца дней?

– Думаю, вам прекрасно известно, что подобные ощущения свойственны подавляющему большинству человечества… особенно в периоды сильного напряжения. Кстати, где в результате оказалась газета? Вам удалось найти ее?

– По мне, так…

– Не в ней ли причина вашего раздражения? Вижу, на упоминания о газете вы реагируете довольно бурно.

Миллер устало покачал головой.

– Черт с ней, с газетой…

– Да-да, реакция налицо. Мальчишка-газетчик небрежно зашвыривает очередной номер не на крыльцо, а в кусты. Вас это возмущает. Тем более что происходит далеко не впервые. Причем в самом начале дня, когда вам пора отправляться на службу. Похоже, инциденты с газетой – пусть в невеликом масштабе – символизируют все мелкие разочарования и неудачи, сопутствующие работе… да и всей вашей жизни.

– Лично мне на эту газету плевать, – буркнул Миллер и взглянул на часы. – Пойду я. Времени – почти полдень. Старик Дэвидсон весь на крик изойдет, если я не появлюсь в конторе к…

Тут он осекся.

– Ну вот! Опять!

– Что именно?

– Все это! – рявкнул Миллер, раздраженно кивнув за окно. – Весь этот проклятый мир! Вся эта экспозиция!