Золотой корсар

Глава IV. Черная гадюка

Вся эта сцена длилась не более нескольких секунд, так как на лай собаки прибежали с факелами Ноэми и ее сестра, и Паоло помог им поднять Иакова.

Старый еврей был жив.

Заметив испуг и обеспокоенность Корсара, Ноэми поспешила его успокоить.

— Не волнуйтесь, это ерунда; жизни дедушки ничто не угрожает. У него часто бывают подобные припадки, но вскоре он придет в себя.

Ее сестра влила в рот старцу несколько капель жидкости, содержавшейся во флаконе, который, как показалось Паоло, был выдолблен в сердолике.

Должно быть, то было сильнодействующее укрепляющее средство, так как Иаков внезапно вышел из обморока и уже через несколько секунд выглядел так, словно ничего необычного и не произошло.

Поцеловав внучек в лоб, он тотчас же их спровадил.

На сей раз сомнений не было: уходя, Ноэми ему улыбнулась.

— У меня часто случаются подобные приступы, — промолвил еврей, — так что в будущем им не удивляйся. Но продолжим. Ты понял мою цель, мои устремления?

— Да, — сказал Корсар. — Но почему ты обратил свое внимание именно на меня, а не на кого-либо другого?

— Потому что мне нужен ученик, достойный меня, и мне долго не удавалось найти подходящего. Решительность нечасто сочетается с глубочайшим умом в одном человеке. В тебе такого сочетания тоже нет, но у меня нет сомнений в том, что ты станешь тем идеальным типом, о котором я мечтал. Во время первого твоего подвига я изучал тебя посредством френологии и физиогномики, наук, столь хорошо нами изученных за последние несколько столетий. Галль и Лаватер — дети по сравнению со мной; я обобщил наблюдения двадцати поколений ученых. Помнишь, как однажды вы с твоим другом-провансальцем уснули в мавританском кафе?

— Действительно, было такое.

— Это я приказал хозяину заведения дать вам содержащего опий табаку, и тщательно тебя обследовал. Мой осмотр показал, что я нашел нужного мне человека, а жизнь лишь подтвердила мои ожидания.

Иаков улыбнулся.

— Наблюдать за юношей! Мужчина, чтобы быть счастливым, по-настоящему счастливым, должен иметь только одну страсть, одну-единственную, такую, которой хотелось бы отдаться безоглядно. Тот, кто проматывает свои способности в различных утехах, — безумец, который никогда не достигнет истинного наслаждения. Но вот вопрос: какую страсть выбрать? Любовь? Наши способности ее ограничивают. Жадность? Она для меня бесцельна, ведь у меня будет все золото мира. Лишь слава, неутолимая слава, может занять вечную жизнь. Слава никогда не может наскучить. Слава — это навсегда. Слава есть источник, единственный источник неиссякаемых радостей, единственная страсть. Вот заполучу я землю — мне захочется неба. Вселенная бесконечна. Бесконечным будет и мое властолюбие. Бесконечной будет и моя слава. По сути, основа любого божества, придуманного человеком, есть неизмеримая слава. Бог — это слава. Даже дьявол восстает лишь ради славы. Слава лежит в основе всего великого.

Паоло принялся мечтать.

Иаков ткнул в него пальцем.

— Не время витать в облаках, — сказал он. — Тебе следует быть готовым к долгому путешествию.

— Мы уезжаем?

— Да. В Сахару.

— Что мы там забыли?

— Вскоре узнаешь. Ты можешь умереть.

— Это правда. Что я должен делать?

— Оставаться корсаром. Ты должен закалить свое мужество, научиться ничего не бояться. Для той роли, которая тебе предназначена, имя твое должно греметь на всю Европу. Но знай: на кону стоит твоя жизнь. Я могу помешать человеку умереть от болезни, но я не могу помешать ему оказаться разрубленным надвое ядром.

— Это точно! — заметил Паоло.

— Как бы то ни было, мне нужен человек, всегда готовый жертвовать собой ради моего дела. Мне нужна сабля, наконец. Я не могу позволить себе погибнуть от пули, в результате кораблекрушения или несчастного случая, раз уж мне суждено обладать секретом вечной молодости. Я сохраню тебе восемнадцать, или двадцать, или тридцать, или же сто лет, лишь в том случае, если тебя не убьет какой-нибудь снаряд, кинжал или стихийное бедствие на суше либо же на море. Ты будешь бравировать опасностями, которым не желаю подвергать себя я. Я предлагаю тебе честный уговор. Я избавляю тебя от старости или же смерти по болезни, а ты меня — от опасности погибнуть от ножа или же пули, сгинуть в морской пучине или же в огне.

— Я согласен! — восторженно воскликнул Паоло и протянул еврею руку, которую тот с радостью пожал.

Иаков продолжал:

— Только запомни, что я — человек эгоистичный, ужасно эгоистичный, и тебе не за что меня благодарить. Моя личная выгода — вот то единственное, что мною руководит. Тем не менее должен признать — и это меня удивляет, — что я питаю к тебе определенную слабость. Я-то полагал, что во мне давно угасли все эти глупые чувства дружбы, преданности, нежности, любви, оказывается — нет; что-то в моей душе еще осталось.

— Если ты не желаешь любить — к чему вообще тогда жить? — вопросил удивленный этим признанием Паоло.

— От тебя и достойной тебя женщины я хочу сына, который тебя переживет.

— Но где эта женщина?

— В пустыне.

— И кто же она?

— В ее жилах, как и в твоих, течет царская кровь.