Золотой корсар

— Давай же! — воскликнул Иаков. — Ты что, боишься, что она вдруг поднимется и прыгнет тебе прямо в лицо? Она закреплена на дощечке на самом дне коробки.

Паоло лишь немного приподнял крышку, и старый еврей пожал плечами.

— Оставь ее, — сказал он, — и расстанемся, раз уж ты мне не доверяешь. Но только запомни: если бы мне так хотелось от тебя избавиться, то у меня есть один порошок, несколько крупинок которого в твоем кофе могут вызвать болезнь мозжечка, от которой ты умер бы через месяц, и никто бы даже не заподозрил отравления.

Почувствовав, что еврей говорит правду, Паоло вмиг забыл о своем страхе; он резко откинул крышку и заметил гадюку, которую удерживала на дощечке на дне коробки целая система латунных нитей, коими то здесь, то там было обвито тело рептилии.

Она была неподвижна, но яростно ворочала кругом пылающими огнем зрачками.

В то время как Паоло не отводил взгляд от глаз рептилии, поддавшись ее магнетическому взгляду, на основе собственных ощущений просчитывая, какой эффект он мог оказать на маленьких птичек, на плечи ему опустились чьи-то когти, и мохнатая морда коснулась щеки…

Он отпустил крышку, позволив ей захлопнуться, и резко обернулся.

То была огромная борзая Иакова, пожелавшая из-за плеча юноши заглянуть в коробку, чтобы узнать, что в ней содержится.

Иаков рассмеялся.

Но гадюка выскользнула из ящика, и старый еврей это заметил.

— Заберись на кресло с ногами! — спокойно сказал он Паоло.

— А ты?

— За меня не переживай.

Змея исчезла.

Иаков принялся громко и пронзительно насвистывать некую диковатую мелодию, сопровождая ее постукиванием палки по столу, что немного напоминало игру негров на дарбуке.

Своеобразная музыка неприятно действовала на нервы, но в то же время наполняла душу ощущениями странного шарма.

Гадюка тотчас же выползла из-под какого-то шкафа, высунув сначала голову, а затем и туловище, и стала виться вокруг старика; остановившись перед ним, она судорожно заколыхалась, приподнялась на задней части тела и начала раскачиваться в такт.

Еврей ускорил такт своего горлового пения; и рептилия закачалась еще неистовее; временами, словно изнемогая, она оседала, но потом одним рывком восставала и принималась корчиться с новой силой.

Между двумя посвистываниями Иаков быстро бросил юноше:

— Хватай ее и клади в коробку; закрепишь ее там при помощи проволоки.

Паоло посмотрел на него испуганным взором.

— Хватай же! — повелительно повторил еврей.

Но Паоло был не в состоянии даже сдвинуться с места.

Тогда Иаков схватил свою палку и, не переставая свистеть, застучал ее по паркету.

На зов его прибежала одна из внучек, та, что так странно смотрела на Паоло.

Иаков взглядом указал ей на продолжавшую танцевать рептилию.

Девушка наклонилась, чтобы подобрать змею, но Паоло, преодолев свой страх, опередил ее и схватил гадюку за туловище; продолжая наклоняться вправо и влево, рептилия извивалась в его руках, с полузакрытыми глазами напоминая пришедшего в экстаз меломана.

Паоло, должно быть, смертельно побледнел; соприкосновение со скользкой гадюкой внушало ему глубочайшее отвращение. Бросив мерзкую рептилию в коробку, он быстро закрепил ее латунной проволокой.

— Готово, — промолвил он наконец.

Иаков, вместо того чтобы резко замолчать, понизил тон постепенно, и Паоло показалось, что последние ноты его мелодии донеслись до него с расстояния не менее чем в лье; с этой призрачной дистанции они казались непередаваемо нежными.

Слушая, он смотрел на девушку, которая, как и в первый раз, облокотилась на кресло старца.

— Ноэми, — сказал тот, когда все закончилось, — этот француз только что сподобился ради тебя на храбрый поступок; пусть он и не подвергался никакой опасности, ты должна его отблагодарить, так он скорее предпочел бы броситься в огонь, чем коснуться гадюки. Подай ему руку для поцелуя и оставь нас.

В голосе еврея прозвучала едкая насмешка, которую, по всей видимости, уловил не только Паоло, но и сама девушка, которая едва заметно побледнела; но то было лишь мимолетное ощущение, так как почти сразу же, покраснев, она с очаровательной неуклюжестью показала юноше свои тонкие пальчики.

Паоло не посмел в присутствии насмешливо прищурившего глаза старика слишком пылко прижаться к этой изящной руке губами; но ему показалось, что та слегка ответила на его пожатие.

Девушка медленно удалилась. У двери она обернулась, и на сей раз пальцы ее быстро прикоснулись к губам, послав Паоло воздушный поцелуй.

Взгляд Иакова воспылал огнем, его старый пес зашелся в лае, но почти тут же хозяин вновь стал ироничным, а собака умолкла.

Еврей был глубоко озадачен; чего Паоло не мог не заметить, но, сохраняя самообладание, юноша спокойно выдержал пристальный взгляд старика.

Взяв коробку, Паоло поставил ее на пол и сказал Иакову:

— На шее у этой гадюки что-то есть; сейчас я раздвину складки, и мы увидим, в чем дело.

Вооружившись двумя тоненькими палочками, он разделил складки, и желтая борозда, блестящая наподобие золота, открылась между ними, но кожа гадюки соскользнула с одного из этих прутиков, и цветная полоска закрылась.