У дверей столовой их ожидали два провожатых, которые завязали им глаза, взяли за руки, вывели из дворца, усадили на махари, подняли на землю и препроводили в город Лагуат.
Лишь Богу известно, о чем они думали в дороге.
Глава XIII. Послание
Месяцем позже два корсара и Вендрамин прогуливались в порту Алжира, куда они только что прибыли.
Их парохода на рейде не оказалось; Паоло сказали, что в соответствии с поступившим от него, Паоло, приказом за его же подписью, помощник капитана, командовавший в его отсутствие судном, увел корабль в неизвестном направлении.
Вендрамин же получил специальное указание отправляться в Тенез, но, никого там не обнаружив, поспешил вернуться обратно.
Юноши переговаривались между собой.
— Мой дорогой друг, — говорил Паоло, — этот еврей нас разыграл, и он тысячу раз прав, так как мы не сдержали данного слова. Он предложил нам сделку и свои обязательства выполнил. И зачем только мы нарушили наши?
— Но какой все-таки негодяй! — неистово воскликнул Людовик. — Он должен был оставить нам хотя бы пароход!
— По мне, так он и так был слишком великодушен, сохранив нам жизни!
Людовик пожал плечами.
Вендрамин с задумчивым видом почесал затылок: введенный в курс дела, он питал к еврею жгучую ненависть.
— Когда мы его разыщем, — прорычал он, — я вот этими вот руками сверну ему шею, как кухарка курице!
— Даже и не вздумай! — сказал Паоло.
— Как! — гневно воскликнул Людовик. — Ты не хочешь ему отомстить?
Корсар смерил спутника многозначительным взглядом.
— Мой дорогой друг, — промолвил он, — я признаю, что мы вели себя нечестно по отношению к Иакову; было бы глупо это отрицать. Этот еврей объявил нам войну, оскорбил нас, унизил. Но у него осталась женщина, за которую я все готов отдать. И мы должны забрать у него наших детей. Мы должны восстановить Аурелию и обосноваться там вместо еврея. Я слишком горд, чтобы оставить безнаказанным оскорбление, каким бы оно ни было. Вот почему, желая заполучить в свои руки Иакова, желая вернуть себе любовницу, желая всеобъемлющей, красивой мести, я запрещаю Вендрамину трогать еврея без моего приказа.
— Пусть так! — воскликнул Людовик. — Но сам-то ты веришь в то, что тебе удастся осуществить задуманное?
— Я не знаю, увенчаются ли успехом те гигантские усилия, которые я намерен приложить для достижения цели — задача не из легких. Я знаю лишь то, что нас ждут великие победы.
— Но мы ограничены в средствах.
— Вот когда у нас не будет ни су, тогда и придет время отчаиваться. Тебе ведь известно, как я захватываю корабли, Людовик, или напомнить?
Юноша побледнел.
Несмотря на то, что он никогда никому не рассказывал о том, как судно, на котором он был юнгой, досталось Паоло, весь его вид свидетельствовал о том, что на борту тогда разыгралась ужасная драма, воспоминания о которой были не из разряда приятных.
Паоло же об этом приключении, в котором ему довелось сыграть главную роль, говорил совершенно беспечно.
— Мы повторим этот трюк. Но приличный корабль и снаряжен должен быть достойно, поэтому мне придется забрать у Хуссейна принадлежащие мне полмиллиона золотом. За такие деньги мы сможем оснастить наше судно всем необходимым и набрать великолепную команду.
— Так мы вновь займемся каперством?
— Разумеется. Заполучив миллионов двадцать, став могущественными и сильными, мы вступим в открытое противоборство с этим старым колдуном и победим его. — И он добавил: — Обещаю тебе: я сделаю все для того, чтобы этот момент наступил как можно быстрее. Но спешка в этом деле — не помощник; нужно сохранять терпение.
— И потом, — сказал Людовик, — мы всегда можем утешиться. Вокруг столько очаровательных девушек!
— Только не для меня! — промолвил Паоло. — Кроме нее лишь две женщины могли бы заставить мое сердце биться быстрее — Ноэми и маркиза Дезенцано. Но первая страшна как смертный грех, а вторая мертва. Ах, маркиза… Будь она жива, я забыл бы обо всем на свете, — с волнением в голосе проговорил Паоло.
— Она была так красива? — спросил Людовик.
— Она была так же нежна, страстна, желанна, как и та, в Аурелии. Но ко всему прочему маркиза обладала блестящим умом, равный которому у женщин встречаются крайне редко. Я испытывал к ней не только любовь, но и глубочайшее уважение; она была мне не только любовницей, но и сестрой, матерью. Все страсти к ней слились во мне в одно всепоглощающее чувство. Но она погибла…
Паоло вытер выступившие на глазах слезы.
Едва он замолчал, как рядом тут же возник негр, тот самый, который прежде доставлял ему записки от Иакова и Ноэми.
При виде чернокожего посланника Паоло изменился в лице, охваченный предчувствием чего-то важного.
— Это для тебя! — произнес раб и протянул письмо, настоящий шедевр.
Послание было заключено в шелковое саше, прелестно расцвеченное женской рукой. Оно источало приятный запах и радовало глаз своей кокетливой формой.
— Судя по всему, от Ноэми, — сказал Паоло. — Наверное, желает видеть меня, бедняжка!
Молодой человек распустил ленты, которыми был перевязан мешочек и извлек из него лист пергаментной бумаги.
— Точно, от нее! — прошептал он.