Золотой корсар

— Ну наконец-то, — насмешливо протянул старец. — Мне пришлось послать за вами, так как за три дня счастья ни один из вас не удосужился хоть на минуту оторваться от своих амурных дел, чтобы выразить признательность другу; вы даже на секунду не подумали о том, что ваше блаженство — дело рук старика Иакова. Подобной неблагодарности я от вас не ожидал, но она меня ничуть не удивляет.

Почувствовав справедливость упрека, молодые люди понурили головы.

— Но не будем о грустном, — сказал Иаков. — Пройдемте-ка лучше к столу; нас ждет прощальный завтрак.

— Прощальный? — пробормотал Людовик.

— Так ты уезжаешь? — воскликнул Паоло.

Ни тому, ни другому даже не пришла в голову мысль о том, что Иаков мог, напротив, остаться, а они — уехать, так они привыкли к удовольствиям, душевному покою, радостям страсти.

Иаков улыбнулся, но ничего не ответил.

— Ты нас покидаешь? — спросил Паоло.

— Повторюсь: нас ждет завтрак, — промолвил еврей. — Поговорим за десертом.

Лица друзей омрачились; тон Иакова показался им насмешливым.

«Что за сюрприз он нам приготовил?» — спрашивали они у себя с беспокойством.

Старик поднялся на ноги, оперся на руку стоявшей рядом с ним прелестной девушки и направился в уже знакомую нашим искателям приключений столовую.

Паоло и Людовик последовали за ним.

Поданный завтрак оказался крайне скудным. Диваны из столовой уже убрали, и друзья вынуждены были сесть на жесткие стулья.

Казалось, Иаков наслаждался удивлением юношей, ожидавших увидеть перед собой ломящиеся от яств столы.

— Роскошь, — наставительно произнес он, — бывает очень опасна, когда входит в привычку. Иногда все же стоит возвращаться к принципам умеренности и воздержанности. Не желаешь ли откушать чечевичной похлебки, сын мой?

Иаков обращался к Паоло.

Юноша нахмурил брови.

— Ты зря пренебрегаешь этим скромным блюдом, — сказал еврей. — Исав, мой предок, отдал за него свое право первородства.

— Я понял, Иаков, — воскликнул бледный как смерть Паоло, — ты нас отсылаешь!

— Да, — сказал еврей, — я вас отсылаю.

— Своей алчной рукой ты отмериваешь нам счастье, — проговорил Паоло. — Ты обращаешься с нами, как с мальчишками. Что означает эта нелепая комедия с завтраком, который и бедуин бы счел скудным? Ты мог бы относиться к нам и более деликатно. И, пожалуйста, избавь меня от этого глупого подтрунивания, которое я нахожу весьма оскорбительным.

Иаков сделался серьезным.

— Паоло, — сказал он, — как и вы, я уезжаю. Я покидаю Аурелию. Как я уже говорил тебе, этот город опасен. Он смягчает самые сильные характеры, и долго оставаться в нем я не решаюсь. Я дал себе клятву никогда не проводить здесь более пяти дней, вот почему сегодня, утром шестого дня, я приму лишь легкий завтрак. Вот моя любовница, бесподобной, как видишь, красоты девушка, но я найду в себе силы оставить ее без последней ласки, без прощального поцелуя. И так будет до того самого дня, пока мне не откроется секрет бессмертия и вечной молодости. Тогда-то, отбросив в сторону все свои опасения, я и предамся опьяняющим наслаждениям. А пока мне нужно с новой энергией приступать к работе, и, повторяю, я боюсь услад Аурелии, как, должно быть, Ганнибал боялся наслаждений Капуи. Да будет тебе известно, что мой отец, почти достигнув триумфа, позволил себе отвлечься на бессмысленную любовь и, так и не добившись поставленной цели, умер идиотом. Так что отведай чечевичной похлебки, Паоло, — добавил он саркастически.

Переглянувшись с Людовиком, Корсар спросил:

— Ты позволишь нам, по крайней мере, поцеловать наших жен?

— Конечно нет! — отвечал еврей.

— Почему?

— Потому что когда людей прогоняют, мой мальчик, — звонко и церемонно промолвил Иаков, — знаков внимания им уже не оказывают. Я тебя презираю. То же самое, — он кивнул в сторону Людовика, — относится и к этому вертопраху-французу.

Юноши обменялись испуганными взглядами.

— Да, — повторил Иаков, — я вас прогоняю. Вы хотели восстать против меня! Не отрицайте… Я в этом уверен. Поднять вас на землю я приказывал лишь для того, чтобы вновь добиться от вас подчинения. Мне это удалось: покинув Аурелию, вы ощутили непреодолимое желание в нее вернуться. Вас возвратили. Но раскаяние, инспирированное низкими чувствами, меня не устраивает. Уходите, я добился от вас всего, что мне было нужно: детей, из которых я сделаю таких мужчин, каких пожелаю!.. Вас же я никогда не считал всесторонне развитыми: слишком много в вас дурных ферментов, порочных зачатков. Точно так же, как бросают в тигель нечистое золото, я бросил в горнило и в огонь любви составлявшие вас элементы… Надеюсь, мой опыт увенчается успехом и я получу детей без примесей и именно таких, в каких нуждался! А теперь отведайте-ка чечевичной похлебки. До Лагуата, куда вас отвезут, не менее сорока льё.

Паоло был совершенно ошеломлен, Людовик — ужасно раздосадован; ели они в полной тишине.

После завтрака Иаков жестом указал им на выход и, когда они попытались заговорить, взглядом остановил слова на их устах.