И он прочел письмо, которое сделало бы честь и парижанке.
По словам Иакова, Ноэми обожала французские романы и читала их взахлеб. Эта ее страсть нашла выход в ее фразеологии.
«Дорогой мой, обожаемый!
Я уродлива, но моя ли в том вина? Если я в чем и виновата, то лишь в том, что слишком люблю тебя; едва я тебя увидела, как сердце мое устремилось к тебе.
Я не хочу просить от тебя того, что ты не смог бы мне дать, мой бедный ангел.
Будучи уродиной, я готова смириться с тем, что нам больше не быть вместе, и позволить тебе любить других.
Но ты ведь не сочтешь меня слишком требовательной, если я на коленях попрошу тебя о последней встрече.
Увидеть тебя.
Припасть губами к твоей руке…
Услышать твой голос…
Потешить себя иллюзиями…
Это все, о чем умоляет тебя твоя Ноэми.
Если ты сочтешь для себя возможным предстать перед девушкой, которая постарается быть благоразумной, ты придешь.
О, я обещаю вести себя хорошо и буду тебе крайне признательна, если ты найдешь в себе силы исполнить эту неприятную для тебя обязанность.
К тому же, друг мой, ты будешь избавлен от необходимости видеть мое лицо, которое было прекрасным, а стало ужасным; я не стану снимать маску.
Жду тебя.
Приходи… заклинаю.
Ноэми».
— Бедняжка! — пробормотал Паоло.
Последние строки его растрогали.
— Останется в маске! Я пойду к ней.
Повернувшись к негру, он сказал:
— Вот тебе дуро, возвращайся и скажи Ноэми, что я скоро буду.
Вендрамину же он сказал:
— Отправишься в мавританские кофейни и сделаешь там объявление, что я набираю команду, но мне нужны лишь решительные, храбрые парни… Ты же, Людовик, — продолжал он, — иди к Хуссейну и предупреди его о моем скором приходе. О наших планах — ни слова. Попроси у него лишь две тысячи франков на первостепенные нужды и вечером жди меня здесь.
— Ты пробудешь у нее весь день?
— Разумеется. Иначе и быть не может: ведь она так меня любила!
— Золотое у тебя сердце! — заметил Людовик. — Что ж, до вечера.
Забавный парень, этот Людовик: только что был тронут поступком Паоло, но не успел тот пройти и десяти шагов, как француз прокричал ему вслед: — Хорошо тебе развлечься!
Паоло лишь пожал плечами.
Глава XIV. Плевать на лицо!
Корсар направился к небольшому домику, в котором прошло их с Ноэми первое любовное свидание.
У дверей он встретил уже знакомую старушку, которая тщательно заперла за ним дверь.
Юноша не обратил никакого внимания на предпринятые дуэньей меры предосторожности.
Да и чего ему было бояться?
Если бы Иаков желал его смерти, куда легче колдуну было бы убить его в Аурелии.
Старуха провела Паоло в ту же темную комнату, где ему уже доводилось бывать.
Те же сумерки, что и в первый раз.
Паоло улыбнулся.
«Бедняжка! — подумал он. — Она желает напомнить мне о тех сладостных мгновениях».
Дуэнья удалилась.
— Ноэми! — позвал Паоло.
В следующее мгновенье, плача от радости, та бросилась ему на шею.
Против своей воли, он вздрогнул, оказавшись в страстных объятиях девушки. У нее было все то же стройное и грациозное тело, кошачьи ласки, ярко выраженные формы, очарование которых он испытал даже несмотря на царивший кругом мрак.
— Наконец-то! — прошептала она. — Боже, как ты прекрасен!
И она покрыла его сотнями поцелуев.
Затем внезапно отстранилась.
Чуть скрипнули и раскрылись ставни, комнату заполонили потоки дневного света.
Она сидела у окна, он стоял посреди комнаты, глядя на нее.
Она была в маске.
Паоло взял ее руки в свои и покрыл их россыпью поцелуев.
Ноэми нежно его оттолкнула.
— Паоло, — сказала она, — ты был очень добр ко мне, придя сюда, и я благодарю тебя от всего сердца. Но, прошу тебя, прекрати это; останемся друзьями. Ты больше не можешь быть мне любовником. Не разжигай в моей груди этот огонь, мой дорогой ангел. Избавь меня от этих невыносимых страданий.
Он был в замешательстве.
Его страстные взгляды пробегали по локонам черных волос, покрывших ее искушающие и заманчивые плечи, по ее целомудренно драпированному лону, по ее высоко вздымающейся пышной груди.
Не в силах больше сдержаться, он упал, словно ребенок, на колени и обнял ее за шею.
Затем, едва слышно, прошептал:
— Давай же любить друг друга, Ноэми. Плевать мне на то, какое у тебя лицо; мне нужно лишь твое сердце!
Она затрепетала от его слов.
— Нет! — вдруг выпалила она. — Не сердце!
И она сорвала скрывавшую лицо маску.
Паоло зажмурил глаза и вскрикнул.
Она же хранила молчание.
Наконец бедный юноша решился взглянуть на нее, но с сожалением — он чувствовал, что иллюзия вот-вот испарится.
Медленно он поднял на нее глаза…
Она улыбалась, более прекрасная, чем когда-либо: Иаков вернул ей ее красоту.
И весь вечер Людовик, вне себя от ярости, мерил набережную нетерпеливыми шагами, на чем свет стоит кляня опаздывавшего на встречу товарища.
— И что он там делает со своей дурнушкой? — бурчал он себе под нос.
Глава XV. Жива!
Продолжая оглашать набережную проклятьями, Людовик заметил вдали, на рейде, клуб дыма, взмывавший от поверхности моря в синее небо.
Мало-помалу на горизонте обрисовалась темная точка, которая стремительно росла в размерах.