— Напротив, я рад, что тебя озарило; бывают минуты, когда я начинаю находить тебя весьма неглупым.
От такой похвалы гигант расправил плечи и стал почти на голову выше, и все же его продолжал разъедать тарантул любопытства.
Он спросил:
— Как ты собираешься это провернуть?
— Ага, все еще ломаешь голову? — рассмеялся Паоло. — Похоже, мой бедный друг, ты придаешь этому делу слишком большое значение — раньше ты никогда ни о чем меня не расспрашивал.
— Просто я слышал, что в дом судьи пробраться невозможно. Тебе об этом известно?
— Черт возьми! Неужели ты думаешь, что, идя на такое, я бы не навел справок?
— Тогда тебе, должно быть, говорили и о трех недавно похороненных грабителях, которые пытались к нему залезть?
— Конечно.
— И ты все равно рассчитываешь проникнуть в этот дом?
— Да.
— Дьявол! — пробормотал великан и почесал ухо. — Но ведь меня ты с собой возьмешь?
— Разумеется!
На лице Вендрамина отразилась задумчивость: судя по всему, Паоло был уверен в успехе своей затеи.
Придя в следующий притон, они обнаружили там другую группу мнимых лаццарони.
— Добрый вечер! — промолвил Паоло.
— Добрый! — последовал ответ, и друзей тут же пригласили к столу, что было весьма естественно со стороны подвыпивших лаццарони, которые вряд ли ожидали меньшего от людей круга Паоло.
Из пьющих лишь один был истинным неаполитанцем, хорошим знакомым семьи Вендраминов, — он и говорил за всех; остальные были переодетыми моряками.
Как и в первой таверне, «лаццарони» принялись громко петь и едва слышно разговаривать.
— К половине первого, — сказал им Паоло, — подтягивайтесь к указанной улице. Приходите по одному или парами, но тем не менее постарайтесь держаться поближе друг к другу.
— Хорошо! — промолвил неаполитанец. — Мы и так, как сошли с корабля, бродим по Неаполю поодиночке, чтобы не привлекать к себе внимания.
— Подозрений не вызвали?
— Ни малейших! Провалялись, как настоящие лаццарони, в теньке до пяти вечера и заявились сюда.
— Отлично! И все же, во избежание недоразумений, я повторю распоряжения. Когда окажетесь на улице, ждите моего свистка. Когда свистну, пусть один из вас подойдет к дому судьи — дверное окошечко будет открыто, — и я передам ему мешок с золотом, фунтов в двести весом. Его задача проста: отволочь, под охраной двух вооруженных людей, этот мешок на корабль и спрятать в безопасном месте. Затем я свистну еще раз — и этот маневр повторится. И так — пока не унесем все золото. Все понятно?
— Так точно.
Паоло затянул одну неаполитанскую рождественскую песню; они выпили, посмеялись, немного поспорили.
Наконец Корсар поднял бокал за Кармен, примадонну «Сан-Карло», и на этом товарищи расстались.
Паоло отправился в следующую таверну, где его ожидали рыбаки, разумеется, мнимые, и там разыгралась та же комедия.
«Рыбаков» юноша проинструктировал так:
— Ваша цель: стрелять по тем нашим товарищам, которые побегут по крышам, производя как можно больше шума. Нужно, чтобы выстрелы, производимые адскими механизмами судьи, не были слышны вовсе или, по крайней мере, слились с вашими. Когда наши люди подожгут все крыши и станут отступать к дому Пальмиери, кричите, что видите их, и уводите толпу в обратном направлении. Итальянским из вас владеют немногие, так что предоставьте крики и возгласы нашим неаполитанским друзьям, которых я назначу вам в командиры. Сгруппируйтесь позади них и уходите туда, куда пойдут они. Ты, Джузеппе, не забудь, что поджигатели должны сойти за карбонариев — пусть в толпе пойдет слух об этом. Наконец, постарайтесь сделать так, чтобы полиция арестовала невиновных, — нужно пустить следствие по ложному следу.
— Хорошо!
И очередной тост Паоло положил конец комедии.
В тот вечер Корсар посетил еще пять или шесть кабачков.
Глава IV. Скряга
Была полночь.
В Неаполе стояла тишина.
На опустевших улицах не слышалось ничего, за исключением мерного шага патрулей раздававшихся то здесь, то там отдельных криков угодивших в руки ночных воров запоздавших прохожих.
Балы, концерты, театры — все уже было закрыто.
Рондини был дома, он спал.
Но каким сном!
Небольшой ночник освещал комнату, в которой было свалено все его богатство — экю, пиастры, цехины, дублоны и наполеондоры из желтого и белого золота.
Ложе его выглядело весьма странным: то были горки монет — примерно двести тысяч франков в денежном исчислении, — являвших собой огромные многослойные тюфяки, покрытые толстыми мехами.
На этих мехах и спал судья, укрывавшийся одеялом, которое, в свою очередь, было усеяно нанизанными на нити монетами.
Среди тех золотых монет, что Рондини получал, попадались и такие, посреди которых имелись небольшие дырочки, и в один прекрасный день судье пришла в голову замечательная мысль — продевать в эти дырочки нити и пришивать монеты к одеялу, благодаря чему значительная часть его сокровища находилась у него под рукой даже во время сна.
Стоило Рондини проснуться либо же просто машинально перевернуться на другой бок — и золото звенело; судья слышал его металлический звук даже в полудреме, которая сопровождает обычно резкие вздрагивания.