Выбежав на улицу, Карло завернул за угол дома, заслонявшего обзор.
Взору его предстал огромный пожар, который быстро распространялся по противоположной стороне города.
Юноша вернулся к столу.
— Странные вещи происходят, дедушка, — сказал он. — Над Неаполем полыхает зарево; на улице Толедо полностью выгорело аж семь домов, и, поговаривают, пожар начался не сам по себе; по слухам, там видели людей, бегавших по крышам домов с горящими головнями. Одного из злоумышленников едва не поймали, но около сотни человек, с виду — обычных зевак, вдруг пришли ему на помощь и вырвали этого бандита из рук полиции.
В эту секунду забили в набат, и повсюду разнеслись крики «Пожар!»
Зловещие огни осветили Неаполь и город погрузился в атмосферу гнетущего ужаса.
Глава II. Судья
Вставшая перед Паоло проблема была крайне сложной: нужно было каким-то образом избавить маркизу от пытки, и одного лишь привлечения на свою сторону палача для этого было явно не достаточно.
Пытка должна была пройти в присутствии судьи и секретаря суда; кроме того, рядом с комнатой для допросов должен был находиться священник.
Выкрав дочь заплечных дел мастера, Корсар обзавелся орудием против палача; мы видели, с какой находчивостью действовал Паоло и как он преуспел в своем начинании.
Наведение справок, план действия, само похищение — все было проделано очень ловко.
Еще бы: в распоряжении Паоло имелись четыре «рычага», которые позволяют выполнять геркулесовы задачи — деньги, ум, смелость и любовь.
В случае с палачом ему пришлось немало поломать голову над тем, куда именно нанести удар, чувствительная же струна судьи была известна всему Неаполю — то был ужасный скряга.
Это был один из тех скупцов, что обожают золото не из-за совокупности наслаждений, которое оно дает, а из-за самого золота.
Судья копил его, желал беспрестанно иметь его под рукой, перед глазами, рядом с собой; он наслаждался видом золотых монет, купался в потоках экю, испытывал невыразимое наслаждение, если мог трогать их руками, вслушиваться в их звон, складывать их в кучи, проводить по ним дрожащей рукой.
Купоны ренты его не привлекали; кредитные билеты казались ему обычными клочками бумаги, и не то чтобы он сомневался в солидности государственного банка — вовсе нет!
Но это мнимое отображение богатств, хранящихся в кассах государственного учреждения, не говорило ничего его глазам, рукам, сердцу.
Золото — вот чего он желал!
Рыжеватое, звенящее, сверкающее золото!
Этот судья происходил из видного семейства магистратов — старинного рода представителей судейского сословия — и, как и его предки, был известен своей преданностью династии Бурбонов.
Несмотря на то, что слухи о его гнусной скаредности давно сделали его посмешищем всего королевства, король доверил ему (что приносило судье приличные гонорары) право разрешать все важнейшие политические дела — измену высших чиновников, заговоры против государства и т. п.
Долго подобные процессы не длились: оправдательных приговоров судья Рондини — так его звали — никогда не выносил.
Не то чтобы он являлся ярым поборником дела монархии — даже будучи легитимистом, клерикалом и консерватором, он бы и денье[31]
не дал за короля и папу, зайди вдруг речь об оказании им поддержки из кошельков налогоплательщиков.Не выказывая особого энтузиазма в принятии решений, Рондини тем не менее усердно и старательно посылал врагов короля на эшафот.
Дело все в том, что, распознав натуру судьи, зная его жадность, Франческо весьма щедро оплачивал подобные приговоры.
В запросах, адресованных министру полиции, судья интересовался, какое решение ему следует принять по тому или иному делу, и ему присылали уже написанные постановления.
Рондини рассеянно выслушивал свидетельские показания, с безучастным видом задавал вопросы, после чего, мало заботясь о том, сколь пристрастно это выглядит, выносил — сухие и краткие — смертные приговоры, даже не пытаясь снабжать свои решения констатирующей частью.
Жил Рондини в особняке, достававшемся ему в соответствии с отцовским завещанием, здании огромном, но пребывавшем — если не считать толстых дверей и зарешеченных окон — в постыдном запустении.
Слуг судья не держал, сам открывал дверь и готовил себе пищу, и, в принципе, вся жизнь его была организована весьма странно.
По утрам, едва рассветало, в дверь его звонил молочник, доставлявший два бидона молока, и судья, который никогда не пользовался простынями и спал одетым, выбегал в коридор.
В толстой створке двери имелось небольшое окошечко, через которое Рондини получал молоко и передавал деньги.
Закрыв ставень, судья ставил тарелочку молока перед огромным догом и несколько минут выжидал.
Удостоверившись в том, что молоко не было отравленным, Рондини приступал к завтраку в свою очередь.
В полдень из захудалого ресторана ему доставляли скудную порцию макарон, и догу приходилось пройти еще одно подобное испытание.
По вечерам Рондини, вновь вслед за собакой, довольствовался кусочком натертого чесноком хлеба и парочкой фруктов.