Золотой раб

– Но, капитан, господин, мы будем твоими людьми! – Парень улыбался, почувствовав уверенность, и продолжал: – Просто обращайся с нами, как с людьми, уважай наши права, и это все, чего мы просим.

– Я сначала обращусь с вами, как с наковальней! – фыркнул Тьёрр. Его молот взлетел вверх.

– Нет, подожди! – Квинт с воплем отскочил, а Эодан схватил помощника за руку. – Пусть будет, как они хотят.

– Диса! – в ужасе воскликнул Тьёрр. – Ты мог бы стать царем рух-анса, а станешь искусанным блохами пиратом?

– Нет. Мы все равно оставим корабль в Египте, как и планировали. Но если потом они захотят взять корабль и стать пиратами, это не наше дело. – Эодан наклонился поближе и прошептал: – Пока не доберемся до Египта, нам нужен послушный экипаж.

– Он у нас будет, позволь мне только выбить несколько зубов, – сказал Тьёрр. – Я знаю этот сброд. Трусливые псы! Они будут лизать тебе ноги или разорвут горло – и ничего посредине.

– Мало радости сражаться со своими людьми, – холодно сказал Эодан.

– Но… но… ладно, путь будет так, мой вождь.

Эодан повернулся к остальным.

– Согласен. Вы получите корабль, когда мы достигнем цели и я сойду на берег. А пока советую вам изучать морское дело.

– Но, господин капитан, – сказал Квинт, – мы знаем, что ты и почтенный помощник – наши лучшие бойцы. Мы хотим, чтобы ты вел нас.

Эодан отрицательно покачал головой.

– Ну, хорошо… но ты поведешь нас против корабля, который мы встретим до того, как ты уйдешь?

Эодан пожал плечами.

– Хорошо, если сочту это безопасным.

– Конечно, капитан, конечно! – Парень повернулся лицом к толпе. – Поблагодарите нашего капитана!

– Эй! – в отчаянии воскликнул Деметрий. – А как же я?

– Будешь поступать, как мы велим, – сказал Тьёрр.

Деметрий глотнул и умоляюще посмотрел на Флавия. Римлянин улыбнулся, подмигнул и спустился с лестницы юта.

– Твоя вахта, – сказал он.

Немного погодя Эодан начал жалеть, что не последовал совету Тьёрра. Экипаж становился все более распущенным. Бывшие гребцы ничего не делали, сидели и хвастались своим будущим, пока он не разгонял их пинками. Тогда они мрачно принимались за работу. Днем подошел Квинт и предложил раздать людям оружие, чтобы они могли тренироваться. Эодан сказал, что сначала они должны научиться быть моряками. Квинт начал спорить. Он не переставал спорить, пока Эодан пинком не выгнал его на палубу; тогда он замолчал и, что-то бормоча, отправился искать своего рослого друга.

К вечеру на палубе появилась Викка. Ее поддерживала Фрина, и у Викки было бледное лицо. У Эодана сердце переворачивалось. Он подошел к ней и спросил:

– Ты хорошо себя чувствуешь, дорогая?

– Мне лучше, – вяло ответила она. – Но я так устала.

Фрина, которая не понимала их разговор на кимврском языке, сердито сказала Эодану:

– Она дрожит от холода. У меня нет тепла, чтобы дать ей!

Эодан на языке северян спросил:

– Хочешь, чтобы я остался с тобой на ночь, Викка?

– Как желаешь, – ответила она. – Ты мой муж.

Эодан ушел от нее, подошел к очагу и кулаком ударил повара за плохой ужин.

Вскоре Викка вернулась в каюту. Фрина отыскала Эодана. Только ли от заката покраснели ее глаза? Рваным тоном она сказала:

– Не знаю, что между вами. Могу только догадываться. Но я больше не буду спать с ней.

– Можешь вернуться в палатку, – горько сказал Эодан. – Я завернусь в одеяло на палубе, так как мы, по-видимому, должны разделиться.

– Клянусь Аидом, я начинаю думать, что она права! – выкрикнула Фрина. Она топнула, повернулась и убежала в палатку.

Она по-прежнему в мальчишеской тунике, с обнаженными ногами, потому что на корабле не было женской одежды, кроме платьев Викки, а они Фрине велики. Квинт, сидевший у поручня со своим рослым другом, которого звали Нарсес, посмотрел вслед гречанке и облизнулся.

Эодан в гневе расхаживал по палубе, гадая, чем он все это заслужил. Да пусть их всех заберет ночь! Фрину, которая не хочет помогать его жене, когда той нужна помощь, и Викку, ставшую римской шлюхой… клянусь Быком, нет, он не станет так говорить о ней! Если бы это было правдой, ему оставалось бы только выбросить ее за борт, но он не станет это делать.

Он поднял руки к ранним звездам.

– Я бы сорвал небо, если бы мог, – сказал он сквозь зубы. – Я бы сложил бы костер из мира со всеми его богами, поджег бы его и выл по-волчьи, пока он горит. Я ногами наступил бы на небо и вызвал бы из могил мертвецов, чтобы они со мной охотились на звезды, пока не останется ничего, кроме ночного ветра!

Молния не ударила его. Корабль шел вперед, оставляя за кормой темную массу Сицилии, последние красные облака на западе превратились в пепел, наступила ночь; вышла луна, дерзко холодная и прекрасная. Эодан не хотел спать, но он видел, что Деметрий очень устал, поэтому послал человека поднять Флавия и Тьёрра.

– Мне сообщили, что мы можем всю ночь держать этот курс, – сказал он алану. – Ветер стихает, так что далеко не пройдем. Если что-то покажется опасным, зови меня.

– Да. – Взгляд Тьёрра перешел от Эодана на закрытую дверь каюты. Он покачал головой, и при лунном свете стало видно удивление на его потрепанном лице. – Как скажешь, капитан.