Золотой раб

– Мы строим наши надежды на Везувии. Почва здесь удивительно богатая, но иногда гора изрыгает пламя. Я буду рада, если мы уйдем отсюда невредимыми.

– Почему? – удивленно спросил Эодан. – Я бы подумал, что здесь ты бы жила охотней, чем в любом другом месте мира. Кажется, это воспитанные люди.

– Мне, гречанке, они более чужие, чем римляне – или сарматы – или кимвры. – Она посмотрела в окно на сад, в котором тропинки так переплетались, что можно было заблудиться. – Если пробудем здесь достаточно долго, ты поймешь.

– Может быть. Однако я чувствую, здесь можно научиться тому, что пригодится на севере. – Эодан подошел к ней. – Но ты можешь научить меня большему.

Она повернулась к нему с рвением, которое его удивило.

– О чем ты говоришь?

Лицо ее раскраснелось, и она подняла руки, как маленькая девочка.

– Я говорю об искусстве письма. Конечно, на севере от него мало пользы… но кто знает?

– О. – Она отвела взгляд. – Письмо. Конечно. Я научу тебя, когда будет возможность. Это нетрудно.

На закате подобострастный евнух сообщил, что скоро ужин. Фрину оставили ужинать в одиночестве: женщины не едят в присутствии царя – и вслед за евнухом прошли в малый пиршественный зал.

С затемненного перистиля звучала музыка: флейта, лира, барабан, гонг, систр и другие инструменты, которых Эодан раньше не слышал, они выли, как кошки. Ужинающие, в шелках и тонком льне, в золоте, серебре и драгоценностях, возлежали вокруг длинного стола на ложах в греческой манере. Митрадат пришел последним под звуки труб, и все, кроме Эодана, простерлись перед ним.

Наступила тишина. Раб принес чашу и, встав на колени, поднес ее царю. Митрадат посмотрел на своих гостей.

– Сегодня я пью болиголов в память о Сократе, – сказал он.

И когда он выпил, громкий шепот пробежал по присутствующим.

– А теперь начнем пир! – сказал царь.

Голодный Эодан не обращал внимания на смену изысканных блюд. Корделия щедро кормила его ими; мужчине достаточно ржаного хлеб и мяса, да еще рога с элем, чтобы запить еду. Он взял себе баранины, чтобы наесться, а остальное едва пробовал. Ели около часа: это был не банкет, а простой царский ужин. Все молчали. Эодану разговоры не были нужны, а музыку он не слушал. Танцоры – другое дело. Он внимательно разглядывал молодых акробатов: тот или иной трюк может оказаться полезным в бою. Когда во время десерта появились стройные девушки и одна за другой стали сбрасывать легкую одежду, он почувствовал, как у него учащенно бьется сердце. Он поменял бы их всех на Викку – вообще из всех живущих женщин, но она умерла, а они здесь…

Наконец, когда несколько восстановились приличия, начался общий разговор. Митрадат нетерпеливо поговорил с несколькими важными личностями, потом с явным облегчением отослал их и громко сказал:

– Кимвр! Послушаем обещанный тобой рассказ.

В ответ на жест его руки Эодан лег рядом с царем. За ним следили завистливые глаза. Не все слушали, в зале шло множество разговоров, но он был рад этому. Он не хотел, чтобы судьба кимвров стала ночным развлечением, но этому сероглазому человеку, тоже воину, можно рассказать о том, что сделал Боерик.

Время от времени Митрадат задавал вопросы.

– Правда ли, что там на севере встречаются море и небо, как писал Пифей?.. [Пифей (ок. 380 г. до н. э. – ок.310 г. до н. э.) – древнегреческий купец, мореплаватель и географ, первым описавший полярный день, северное сияние и вечные льды. – Прим. пер.] Как высоко стоит солнце в середине лета?

А там знают какое-то яды? Для меня это особый интерес: слишком много царей умерло от ядовитого напитка. Я каждый день принимаю немного, чтобы яд не повредил мне, ни болиголов, ни мышьяк, ни паслен, ни… Но продолжай…

Лампы догорали; рабы заполняли их свежим маслом. У Эодана пересохло горло, он пил одну чашу за другой, пока в голове у него не загудело, как гудят пчелы на клеверном лугу в Ютландии… Митрадат не отставал от него, кубок за кубком, и хотя кубок царя был больше, Митрадат никак не проявлял опьянения.

Наконец Эодан сказал:

– Потом нас нашел твой корабль и привез сюда. Так что, может, боги прекратили враждовать со мной.

– С тобой враждовал Ариман, – поправил его Митрадат, – но он враг всех людей… Я вот все думаю, не есть ли Бык, со знаком которого ты прошел по всем этим странам, тот самый, что теряет кровь на алтаре Таинственного? Но достаточно. – Он положил руку на плечо Эодана и чокнулся с ним кубком. – Какое путешествие! – воскликнул он. – Какое путешествие!

– Благодарю, твое величество. Но оно еще не кончилось.

– Ты уверен? – спросил Митрадат. Он сразу стал серьезным. – Мне кажется, ты не такой человек, чтобы ветер унес тебя на север. Ты хотел бы сразиться с Римом?

Эодан хрипло ответил:

– На их руках моя кровь. Я буду считать поражением, если не столкнусь снова с Флавием. Я поставлю на севере лошадиную голову и прокляну его, но это не одно и то же.