Золотой теленок

На убыль истерия пошла в конце октября 1929 года. Партийное руководство, не отрицая рапповские мнения о заграничных публикациях, объявило, что все же допущены «перегибы».

К ним были отнесены проявления агрессивности по отношению ко всем литераторам, дистанцировавшимся от рапповцев. Эта проблема и ранее обсуждалась в периодике. Ну а вину, как водится, возложили на исполнителей. Так, виноватым оказался и Волин. Ему пришлось продолжать функционерскую деятельность вне Москвы.

Однако «перегибы» – не случайность. Нет оснований полагать, что это не планировалось. Во всяком случае – заранее допускалось.

Нэповская издательская модель отменялась явочным порядком. Советскому литератору надлежало получать гонорары лишь в контролируемых правительством организациях. В 1929 году были закрыты многие частные издательства. Итог не вызывал сомнений. Планировалась монополизация печати. Соответственно, не санкционированные заранее иностранные публикации – способ обретения писателями финансовой независимости. Вот и решено было такой фактор исключить.

Конечно, рапповские лидеры преследовали другую цель – локальную. Пытались обосновать необходимость новой резолюции «О политике партии в области художественной литературы». К тому дело и шло. Но кампания была прекращена именно тогда, когда Сталин уже решил свои задачи. А планами литературных функционеров он – по обыкновению – пренебрег.

«Дело Пильняка и Замятина», во-первых, дискредитировало Троцкого. Опять демонстрировалось, что основа его доктрины – свободная конкуренция всех литературных сообществ – ошибочна.

Во-вторых, вновь дискредитировали Бухарина. Он ведь оказался покровителем «литературных шахтинцев».

Наконец, советское правительство было избавлено от необходимости законодательно воспретить несанкционированные публикации за границей. Литераторы и так уяснили: запрет введен. Негласный, зато строжайшим образом контролируемый.

Почти полвека спустя Л. С. Флейшман подвел итоги в фундаментальной монографии о Б. Л. Пастернаке. Он отметил, что трехмесячная истерия – «первая в истории русской культуры широко организованная кампания не против отдельных литераторов или текстов только, а против литературы в целом, ее автономного от государства существования»[106].

Ильф и Петров, конечно, уяснили прагматику кампании. Благодаря июньскому вмешательству «Литературной газеты» они были избавлены от нападок, однако на фоне вялотекущей полемики о допустимости сатиры «дело Пильняка и Замятина» могло бы привлечь нежелательное внимание к авторам опубликованного за границей сатирического романа.

Осторожностью Ильф и Петров не пренебрегали. И в очередной раз отложили подготовку нового романа к публикации. Оставалась актуальной дежурная шутка советской эпохи: «Лучше попасть под трамвай, чем под кампанию».

Именно поэтому соавторам пришлось откликнуться на «дело Пильняка и Замятина». Фельетон Ильфа и Петрова «Три с минусом» журнал «Чудак» опубликовал в сорок первом – ноябрьском – номере[107].

Ильф и Петров описывали там собрание литераторов в связи с «делом Пильняка и Замятина», – описывали как школьный урок. Высмеяли, главным образом, коллег, невпопад каявшихся. Но больше всего досталось азартному рапповцу, со статьи которого и началась кампания в прессе. Соавторы почти откровенно издевались над ним:

«И один только Волин хорошо знал урок. Впрочем, это был первый ученик. И все смотрели на него с завистью.

Он вызвался отвечать первым и бойко говорил целый час. За это время ему удалось произнести все свои фельетоны и статьи, напечатанные им в газетах по поводу антисоветского выступления Пильняка.

На него приятно было смотреть.

Кроме своих собственных сочинений, Волин прочел также несколько цитат из “Красного дерева”».

Намек был ясен. Подразумевалось, что остальные писатели не имели возможности ознакомиться с крамольными сочинениями, но все-таки каялись, пусть и с разной степенью усердия.

Ильфу и Петрову азартный «первый ученик» был уже не опасен, – Волин до поры утратил влияние. Соавторы закончили свой фельетон иронически: «В общем, писатели отвечали по политграмоте на три с минусом. Но так как пишут они на три с плюсом, то публика была очень довольна, что увидела всех в лицо».

Получилось, что Ильф и Петров подвели итог, значит, кампания прекращена. И высмеяли сатирики не Пильняка и Замятина, а тех, кто вольно или невольно принял участие в травле.

Ильф и Петров не бранили Пильняка и Замятина. От участия в травле уклонились, использовав уловку примитивную, даже, можно сказать, неуклюжую. По сути – дерзили.

Но авторам «Двенадцати стульев» гарантировалась защита. Вот они и позволяли себе некоторые вольности. Разумеется, не выходя за пределы допустимого.

Своевременное крушение

Осенью 1929 Ильф и Петров были вроде бы в безопасности. Зато карьера их нового покровителя – Кольцова – оказалась под угрозой.

Тогда провинился именно он. А историю конфликта анализировал семьдесят два года спустя В. М. Фрадкин в книге «Дело Кольцова»[108].