Золотой теленок

Диканский отметил, что аналогичным образом формулировались правила во всех странах. Разумеется, с левосторонним уличным движением. Порядок действий не менялся.

Никогда правило уличного движения так не формулировалось, как в эпиграфе к «Золотому теленку»: «Переходя улицу, оглянись по сторонам». Опасна такая формулировка.

Последовательность действий не описана. А это принципиально: если сначала посмотреть направо, заметен лишь встречный поток движения по отдаленной от пешехода уличной стороне, тогда как наиболее опасная – ближайшая к нему – остается вне поля зрения.

Разумеется, Ильф и Петров знали, как формулируется базовое правило. Если б запамятовали, так уличные плакаты напомнили бы. Как известно, они тогда часто попадались на глаза в центре Москвы.

Тем не менее Ильф и Петров исказили общеизвестную формулировку. Тут редактор мог бы и поправить авторов, если б важна была точность. Не поправил. Удалил эпиграф. И это, конечно же, обусловлено политическим контекстом.

Эпиграф напоминал посвященным, что почти три года Ильфу и Петрову приходилось то и дело «оглядываться». В зависимости от ситуации. «Налево», потом «направо», и опять, и снова. Ну а началась редакционная подготовка к публикации романа, когда понятия «левый» и «правый» утратили прежний смысл – политический.

Соавторы маскировали намек, избегая определений «налево» и «направо». Однако эпиграф был удален именно потому, что в редакции журнала поняли аллюзию.

Бесспорно, Ильф и Петров были уверены в допустимости шутки. Актуальному политическому контексту она не противоречила. На XVI съезде партии Сталин, последовательно дискредитировавший свое недавнее окружение, объяснял делегатам, что «левые оппозиционеры» выражают точку зрения «правых уклонистов». Привел даже пословицу, якобы придуманную рабочими: «Пойдешь налево, – придешь направо».

Неизвестно, то ли Ильф и Петров спорили с журнальным редактором или цензором, то ли ссылались на генсека, В любом случае цензорские опасения были актуальны и год спустя, когда роман готовило к выпуску издательство «Федерация».

Лишь при подготовке третьей публикации в «Советском писателе» Ильф и Петров добились, чтобы эпиграф был. Но поставлен он за предисловием «От авторов».

Конечно, в рукописи Ильф и Петров указали, что «правило уличного движения» предшествует всей книге, а предисловие – составная часть ее. Однако при таком решении суть намека, ранее удаленного, была бы очевидна. Редакция нашла компромисс: эпиграф, можно сказать, заслонен. Не сразу заметен.

Когда роман вторично готовился к выпуску, редакция опять сочла, что аллюзия слишком опасна. Но возникла другая опасность: в предыдущем издании эпиграф был, снять его – значило привлечь внимание к уже допущенной оплошности.

Соответственно, найден очередной компромисс. «Правило уличного движения» не удалено, а перемещено – к первой части романа. Глава, ее открывающая, начинается рассуждением о пешеходах, чем хотя бы отчасти мотивировано изменение композиции. Цензоры и редакторы упрятали эпиграф еще дальше, чем в третьей публикации.

Характерно, что Ильф и Петров не маскировали цензурный произвол. Протест выразили, оставив две части романа без эпиграфов. Логика композиции была нарушена, однако в дальнейшем на это мало кто обращал внимание.

Решая задачу текстологически корректного издания романа, мы поместили эпиграф до предисловия. Такое решение, подчеркнем еще раз, обусловлено тем, что Ильф и Петров изначально обозначили в рукописи: «правило уличного движения» предваряет всю книгу.

Разумеется, похождения эпиграфа – лишь один из примеров цензурного произвола. На том борьба цензоров с Ильфом и Петровым не завершилась.

Пространство сюжета

Лейтенантовы дети

Как выше отмечено, в первой главе романа Ильф и Петров вернулись к проблеме уличного движения. Той, что была заявлена в очерке «Меблировка города».

Но описанные в очерке и романе мытарства – специфика московская. Соавторы подчеркнули: «И только в маленьких русских городах пешехода еще уважают и любят. Там он еще является хозяином улиц, беззаботно бродит по мостовой и пересекает ее самым замысловатым образом в любом направлении».

Арбатов, где начинается действие романа, не похож на Старгород и «уездный город N». Он сверкает золотом древних церковных куполов. Правда, оно уже «облезлое».

Это общая для всех городов примета советской эпохи. А местная достопримечательность – «белые башенные ворота провинциального кремля».

Советские реалии постепенно теснят досоветские. Так, хранилище картофеля – «церковный подвал».

Л.М. Яновская в цитировавшейся выше монографии отметила, что период завершения рукописи «Великого комбинатора» близок к одной из журналистских командировок Ильфа и Петрова. Летом 1929 года соавторы побывали в Ярославле[170].

Ильф и Петров об этом городе написали очерк. Он был опубликован журналом «Чудак» в тридцать седьмом номере[171].