Золотой теленок

Бендер иронически обыгрывает, во-первых, обстоятельства биографии композитора. Огинский, как известно, был одним из лидеров польского восстания 1794 года, эмигрировал после разгрома повстанцев и «Прощание с родиной» создал именно в изгнании. Но полонезы не исполнялись на парадах. Так что подразумевается, во-вторых, название весьма популярного со времен русско-японской войны марша Я. И. Богорада «Тоска по родине».

Но шутка в том, что именно тоски и нет. Согласно Бендеру, ностальгия исключена. Его прощальная речь – манифест индивидуалиста. Принципиальный отказ от принятой официально системы ценностей: «Ну, что ж, адье, великая страна! Я не люблю быть первым учеником и получать отметки за внимание, прилежание и поведение. Я – частное лицо и не обязан интересоваться силосными ямами, траншеями и башнями. Меня как-то мало интересует проблема социалистической переделки человека в ангела и вкладчика сберкассы. Наоборот. Интересуют меня наболевшие вопросы бережного отношения к личности одиноких миллионеров…».

У Ильфа и Петрова словосочетание «первый ученик» подразумевает насмешку. Что и проявилось в упомянутом выше фельетоне «Три с минусом», где ехидную характеристику получил Волин.

Намек в финале романа был понятен. Бендер знает, что мог бы стать «первым учеником», и подчеркивает: такая роль неинтересна. А далее осмеивает дежурные темы советской периодики. Индивидуалиста забавляют споры о «силосных ямах, траншеях и башнях», то есть способах заготовки и хранения фуража для колхозного скота. Что до проблемы «социалистической переделки человека», то великий комбинатор все еще надеется остаться собой.

Он вскоре лишиться и этой надежды. Процедура осмеяния закончится трагикомически – с появлением румынского пограничного наряда.

В финале последней главы Бендер не только смешон. Главное – унижен, жалок, хоть и бравирует самоиронией. Его поражение окончательно, что и требовал показать Луначарский.

Тем не менее Ильф и Петров не стали решать вторую задачу, поставленную Луначарским. Подчеркнем еще раз: нет документов, подтверждающих, что соавторы когда-либо приступали к роману, где Бендер стал бы «строителем нового будущего».

Да, нечто подобное они не раз обещали. Но – и только[187].

Обещали, разумеется, не по своей воле. Этого требовал пропагандистский контекст. А уклонились от исполнения обещанного – своевольно. Таков итог.

Отметим, суммируя: Ильф и Петров сумели вычеканить идею «Золотого теленка», следуя актуальным тогда пропагандистским установкам, но при этом нашли и личное, искреннее толкование. Совокупность приемов аналогична той, что уже была апробирована в «Двенадцати стульях».

Эпилог

Порядок бреда

Ожесточенную борьбу с цензурой в начале 1930-х годов Ильф и Петров выиграли, обойдясь сравнительно небольшими потерями. А выигрыш был значителен.

Вопреки усилиям цензоров, уродовавших каждое издание романов, популярность дилогии росла постоянно. Тиражи раскупались в считанные дни. Библиотекарям приходилось формировать очереди из желающих взять на дом книги Ильфа и Петрова.

Да, рассуждения критиков о дилогии по-прежнему сопровождались оговорками, но успех ее был очевиден и бесспорен. На исходе 1930-х годов Ильф и Петров – классики советской литературы. Таков их официальный статус.

Именно поэтому и разрешалось Петрову издавать записные книжки Ильфа, умершего в 1937 году, публиковать воспоминания о друге и соавторе. Оба – классики.

Но всю правду Петров рассказать не мог. Что и констатировал Лурье: «В те же самые годы, когда Петров сочинял план и отдельные фрагменты книги “Мой друг Ильф”, он готовил к печати также первое четырехтомное собрание сочинений, написанных вместе с Ильфом, и вынужден был редактировать его, выбрасывая все сомнительные пассажи и целые произведения. Таким же образом он как бы редактировал в книге “Мой друг Ильф” и биографию – соавтора и свою»[188].

Согласно Указу Президиума Верховного Совета СССР, 31 января 1939 года Петров и еще двадцать писателей были награждены орденом Ленина. Высшая награда страны получена «за выдающиеся успехи и достижения в развитии советской художественной литературы».

Награждали в ту пору скупо. Вот почему при упоминании в печати фамилии награжденного обычно добавлялось: «орденоносец».

Таких, подчеркнем, было немного и среди военнослужащих. Ну а Петров, соответственно, «писатель-орденоносец».

Ильфу не пришлось носить орден, но оба соавтора официально были признаны классиками советской литературы.

Минуло шесть лет после гибели Петрова, и официальный статус был вновь подтвержден. В 1948 году издательство «Советский писатель» выпустило романную дилогию весьма значительным тиражом – семьдесят пять тысяч экземпляров.

Как отмечалось выше, даже не тираж играл главную роль. Серия, в которой вышел том Ильфа и Петрова, была престижнейшей: «Библиотека избранных произведений советской литературы. 1917–1947»[189].