Золушка Forewer

На сей раз время утрачено абсолютно. Марише я поражался — она после секса, выдавив из меня все, что только можно было бы выдавить на этот, третий ли, четвертый ли раз, разгоряченная и довольная выскочила голой в ванную, а уже через двадцать три минуты, накрашенная и при полном параде была готова выскочить из квартиры. Я понимал, что времени нет, но предложил ей кофе с бутербродами. Машенька, скорее всего, ушла в магазин, потому что не откликалась, так что пришлось бы готовить самому. Мариша не согласилась, сославшись на то, что у меня нет совершенно времени и выскочила на лестничную клетку, как-то стремительно чмокнув меня в щеку, так что не успел даже губ подставить. Ну что же, сегодня мы еще увидимся — на репетиции…

И опять раздался телефонный звонок. Если это звонит моя драгоценная теща — разобью трубку нахрен! Но голос оказался мужским.

— Павел Константинович?

— Он самый…

— Это Савик Шулерман, я от…

— Да, да, Савик, я наслышан.

Действительно, в телевизионном мире Питера Савик был фигурой одиозной. Он создал одно телешоу и пять-шесть его клонов на разных каналах. Все его шоу крутились возле политики — уже это одно меня от них отворачивало. Тем не менее, он считался (в узких кругах) экспертом по созданию телешоу. И если Новицкий его привлек — дело пахнет серьезно. В любом случае в этот колодец плевать не стоит…

— Да, да, Савик, я наслышан… — это я сказал, пока мысли не начали кружиться у меня в голове подобно снежинкам.

— Тут такое дело… я сейчас у Алахова, и так быстро не освобожусь. Мы не можем перенести встречу на два часа дня?

— Тогда это будет в моем театре, знаете, два часа дня у меня оживленно, но я зарезервирую это время за вами. Надеюсь, мы за час управимся?

— Уверен, что сегодня нам будет этого предостаточно…

Ага! Это у Алахова ты собираешься часа четыре крутиться с лишком… А ведь правду говорят, что вы с Алаховым по одним и тем же барам гуляете? И что? Я тоже недавно по таким барам прошелся… Да уж…

В любом случае, я не в проигрыше, есть время спокойно собраться на репетицию. Вот только спокойствие мне и не снилось. Я как раз направлялся в ванную, чтобы еще раз принять душ, на этот раз в полном спокойствии и расслабленности, вот только странный звук, который исходил откуда-то сбоку, меня как-то отвлек.

Звук шел из кладовой, точнее, подсобки, мне показалось, что именно оттуда. Я толкнул дверь…

Зачем я толкнул дверь? Или это моя дурацкая привычка расставлять все акценты там, где они должны быть, и получать ответы на все вопросы сыграла со мной такую дурацкую шутку? Вот уж не могу себе даже представить. Скорее всего, именно так. Более того, если бы я прошел мимо этой двери все, скорее всего, сложилось совершенно по-другому… А так все сложилось, как сложилось…

Ну да, да, да, ты прав, проницательный читатель, как только дверь открылась я увидел домработницу Машеньку, которая сидела, собравшись в комок, на корточках в самом углу комнатушки и ревела, прикрывая лицо старым халатом… ее лицо было красным, разгоряченным от слез и отчего-то лишенным какой бы то ни было красоты, она плакала искренне, горько, но я был в полной растерянности, совершенно не понимая, в чем тут дело…

Ну, куда мне, режиссеру человеческих душ разбираться с одной единственной человечьей душой, когда на носу премьера, в театре зреет заговор, а финансовый кризис грозит любимому детищу закрытием…

И тут я поймал себя на мысли, что совершенно не воспринимал Машеньку как человека… Нет, конечно, как домработницу, но как человека… Точнее нет, я видел ее человеческие качества и ценил их, но она была чем-то привычным, обыденным, частью интерьера, чем-то само собой разумеющимся. И не более того. А теперь часть интерьера проявилась как личность…

А я стою, как старый барин-брюзга, стою и не понимаю, что на самом деле происходит. А происходит самая натуральная истерика, и наблюдается это явление у Машеньки — золотого человечка, который за какой-то годик-полтора сделал мою жизнь чертовски комфортной…

— Маша, что с тобой… — каким-то чудом сумел из себя выдавить, потом сделал маленький шажочек, потом еще даже рукой пошевелил, типа пригладить ее, что ли…

— Оставьте меня… вы… вы… жалкое ничтожество… Как вы могли?

— Что мог?

— Как вы могли? С нею… с этой… после того, как пригласили меня… я была для вас… на все… а вы…

И Маша снова залилась слезами…

Из ее слов что-то начинало складываться для меня в единую картину, но никак не сложилось…

— Я ведь была уверена в том… а вы… а я… дура я, дура… все вы мужчины сволочи, разве не видите, на что я была для вас… а вы… вы были все, а стали ничем…

Машенька попыталась встать, я заметил это и протянул ей руку, чтобы она смогла на нее опереться, но девушка решительно оттолкнула протянутую руку, приподнялась, ее пошатнуло, еще раз, но Машенька взяла себя в руки, всхлипывая, она как-то попыталась собраться с мыслями, спинка ее распрямилась, глаза заблестели, на какое-то мгновение крепко-крепко сжала губы, после чего произнесла: