Золушка Forewer

— Все. Я ухожу от вас. Доработаю неделю, вы кого-то найдете. Надеюсь, рекомендации вы мне дадите. Если не дадите, я обойдусь. Все…

— Машенька, деточка, но я…

— Не называйте меня деточкой… Извините, я займу ванную. Мне надо привести себя в порядок, я не могу… извините…

И Машенька выскочила из кладовой комнаты и понеслась прямиком в ванную.

Глава тридцать пятая А разве я на истерику не заслужил?

Вот какие странности происходят в последнее время — с кем бы я ни столкнулся, так его на истерику тянет. Вот Алахова, потом Машеньку, в театре, наверняка, меня истерика на истерике ожидают… Особенно по поводу распределения ролей в спектакле. Ролей мало, особенно, если учесть, что в моем театре молоденькой актрисочки, способной стать Золушкой, пока еще не водилось…

А что мне, бедному, делать?

Откуда брать состав? Кастинг что ли устраивать, так это же опять-таки, возникает вопрос: пропускать через постель или нет? Пропускать — великий соблазн. А на кой он мне нужен, этот геморрой, вот, я из-за того, что Марию у себя до утра оставил, лишился хорошей домработницы…

И на этой мысли что-то такое противное заныло в груди, как-то стало гадко и больно, противно, даже очень противно…

Это ж надо было до таких мыслей дожился, интеллигент хренов! Какой же из тебя интеллигент, если ты не видишь, что ребенка обидел… Сам, дурак, виноват во всем, пригласил в кафе, обнадежил, конечно, я и в мыслях этого не имел, а она-то имела, еще как имела…

Эти мысли помогли мне доехать до театра, будучи за рулем автомобиля. Я так разнервничался из-за Машеньки и своего слепого мужского самолюбия, что на дорожную обстановку взирал с долей превеликого спокойствия, как будто все, что происходило на дороге происходило на другой планете и меня совершенно не касалось.

Я припарковался не так виртуозно, как это делал мой бывший шофер, но припарковался же! И никого при этом не помял, не задел даже! Позитивно, более того, я собой скоро начну гордиться!

Мой рабочий день в театре начался с добрых дел. А ничто так не портит рабочий день, как добрые дела в его дебюте.

Сначала я выполнил данное моему народному актеру обещание — посмотрел его последнюю любовь. Девочка оказалась молоденькой, абсолютно бездарной и не самой смазливенькой. В ней не было ничего — простота и свежесть крестьянского широкого лица с веселой россыпью веснушек тщательно стерта слоем городского грима. Она и играла глупо, неестественно, так, как будто на ее тело натянули змеиную кожу и ей жутко неудобно. Она старалась преодолеть свой родной говор, тщательно проговаривая фразы, из-за чего они становились похожими на произнесенные бездушным роботом. Про неумение интонировать я уже не говорю. Было видно, что Николай Викентьевич с девицей работает, но еще более было очевидно, что работа его пропадает в туне. Фальшивить тоже можно талантливо.

Конечно, я не дал ей роли. Меня бы не понял коллектив, да и я бы себя не понял. Но доброе дело я все-таки сделал. Я перезвонил Карапетовичу, есть такой тип в телевизионных кругах Санкт-Петербурга, милейший и добрейшей души человек, то, что он спит с мальчиками, не мешало мне сделать ему как-то одолжение. И я мог смело рассчитывать на его небольшую благодарность. Глафира Раскатникова, конечно, это имя не для сцены, фамилия как раз ничего, а вот имя… мы тут же придумали ей псевдоним — Ада Раскатникова звучало намного более интригующе. Эту комбинацию можно как-то против воли и запомнить. Карапетович меня не подвел, он тут же нашел для девицы простенький сериал, в котором она могла примелькаться. А Викентьевичу была возможность продолжать ее натаскивать, может, хоть что-то из нее да выйдет…

Потом появился сам Савик Шулерман. Я ничего против не имею, но тип Савик препротивнейший. Маленький, косорылый, с тяжелым пузиком, на котором болтается вечно расстегнутый пиджак с удивительно коротким галстуком, с лысиной на три четверти черепа, сей тип вызывает при первом (да и при втором, а тем более третьем) взгляде ощущение мерзкой жабистости.

Меня лично от него передергивало все сорок три минуты, которые длился наш разговор. Правда, Савик почти ничего у меня не выуживал, разговор был деловым, без лирических отступлений, на которые Савик был горазд. По-видимому, мой драгоценный спонсор Новицкий умеет не только пригрузить человека работой, но и настроить на чисто деловой лад без всяких там лирических отступлений. Конечно, я тоже мог бы гнать волну, создавать видимость многозначимости, например, продержать Савика в приемной, сославшись на особенности творческого процесса, но, опять же, зачем?