Зона обетованная

– Кто-то, может, и подумал, а у меня на это времени не было. Только приснилось, как кто-то прицеливается в моем направлении, а в это время над самым ухом стреляют. Хорошо, хоть досюда добежал. Могло прямо на месте случиться. Насчет тарелок, между прочим, полное фуфло. Я их по пьянке тыщу раз видал. А в натуре – ни фига. Считаю – научная тюлька.

– Как себя чувствуешь, уфолог?

– Чувствовать чувствую, но очень даже нехорошо. Попали в глухаря, а бюллетень мне выписывать надо.

– От медвежьей болезни бюллетени не полагаются. Полагается только наряд вне очереди – ощипать, выпотрошить и приготовить вот этого современника мамонтов, – я приподнял убитого красавца. – Все понятно?

– На все сто граммов. Нормальное отношение к птичкам. Я переживал, что мы за ними только в бинокль наблюдать будем и в журнал какой-нибудь записывать. Значит, все по уму – на мушку попал, не чирикай. Пойду теперь на речку. Подмыться требуется от таких неожиданностей. Если честно, не ожидал подобной подлянки со стороны научного руководителя. Надеялся на мирное существование.

И снова показалось мне в многоречивости моего якобы пострадавшего от испуга сотрудника нечто не то чтобы не искреннее, скорее необязательное, нарочитое, которое обычно несут, когда хотят заговорить зубы, отвлечь внимание или запутать.

«Организую-ка я ему сейчас проверочку», – неожиданно решил я, и, пристроив глухаря на развилку сучка рядом с рюкзаком Рыжего, с деланым безразличием предложил:

– Пошли, вместе сполоснемся. Заодно уточним место твоего летнего ныряния. Очень уж вы меня, Валентин Николаевич, своим рассказом про консервные залежи заинтересовали. Говоришь, метра три-четыре там глубина? Для моржа-перворазрядника раз плюнуть.

После несколько затянувшейся паузы Рыжий, пожав плечами, согласился:

– Показать дело не трудное. Только это… По технике безопасности такой номер угрожает дальнейшему совместному существованию.

– Не понял.

– Судорога. Или сердце. Мало ли что. Или еще вариант – зацепитесь за что-нибудь. Как я тогда тут выживать буду? Местность вокруг полностью враждебная. Хужей того – непонятная. Запросто на поворотах заносит.

– На каких еще поворотах?

– Как меня тогда. И в голове не было, а взял и нырнул. Чуть всех не угробил таким закидоном.

– Если я тебя правильно понял, ты против моей водной процедуры?

– Это как желается. Ныряйте, если тушенку так уважаете. Только предварительно хотелось бы иметь заявление, что по собственному желанию. А то потом запросто на меня мокруху повесят. Ни в жисть не поверят, что шеф по утрянке за триста граммов тушенки жизнью рисковать решил. Ну и кранты мне тогда.

Смотревший до того куда-то в сторону, Рыжий во время этих слов заглянул мне в глаза и отступил на шаг, сделав вид, что сам испуган своим требованием.

– Это самое… Прошу не обижаться. Контингент вроде меня, интеллигентному поведению учить, что мертвого лечить. Каким родился, таким и обломился. Язык вперед соображалки торопится. По этой причине все время нахожусь в потерпевших.

Неожиданно я спохватился, что до сих пор стою босиком на влажной холодной хвое. Направился было в палатку обуваться и у самого входа ошеломленно тормознул, вспомнив, что вечером на веревке, протянутой от сруба к ближайшей лиственнице, висела найденная мною накануне ковбойка. Я еще собирался расспросить Рыжего, не он ли со товарищи оставили ее во время неудачного летнего общения с этими местами. Сейчас ковбойки на месте не было.

– Ковбойка здесь висела… Ты убрал?

Рыжий недоуменно посмотрел в направлении моего жеста и пожал плечами.

– Исключается, шеф. Что я, ханыга какой? Не мной повешено, не мне убирать. Зачем себе лишнее беспокойство устраивать.

– Где тогда она?

– Вопрос не по адресу. Может, сами по нечайности куда-нибудь пристроили?

Увидел, что я раздраженно дернулся.

– Ну, тогда местных жителей поспрошать надо. Хотя какой им резон из-за старой тряпки себя беспокоить. У них другой интерес…

Рыжий осекся, снова встретившись со мной глазами. Размашисто и, как мне показалось, дурашливо перекрестился.

– Вот вам крест, даже близко не подходил.

Стараясь не выдать своей растерянности, я зашел в палатку, торопливо обулся, прихватил полотенце и пошел к реке. Рыжий заторопился следом.

– А петуха я к обеду в наилучшем виде… На рожне… Они за доллары, а мы на рожне.

Он даже вперед забежал, когда я по кромке воды направился к скалистому мысу.

– Если нырять все-таки собираетесь, советую веревку захватить. Для страховки с моей стороны. В случáе чего, извлеку на поверхность. Не вред подстраховаться, когда есть чего бояться.

– В отличие от тебя ничего не боюсь.

– Так не бывает, чтобы совсем ничего. Интерес к жизни пропадает. Бояться всегда надо.

– Вот и бойся, а других не пугай.

– Не пугаю, а предупреждаю. Из уважения.

– За что же ты меня уважаешь, если не секрет?

– Так это самое… По разным причинам. Если нырять не станете, еще больше уважать буду.

– За трусость?

– За понимание действительности.

– Так вот…

Я остановился. Рыжий, чуть не наскочив на меня, шарахнулся в сторону.