По словам старины Би, путь от Чэндэ до Муланьских пастбищ не всегда был таким скверным. В прежние времена в охотничьи угодья часто заглядывал император; экипажи пышной свиты, эскорт, личная стража Сына Неба и фургоны с багажом могли проехать лишь по надежному широкому тракту. В ту пору к императорским угодьям вела просторная дорога, по обеим сторонам тянулись обочины и дренажные канавы. Земля была так тщательно, плотно утрамбована, что сквозь нее даже травяные ростки не могли проклюнуться, к тому же сверху ее оберегал слой равных по размеру мелких камней.
Увы, Сын Неба уже давно не появлялся на Муланьских пастбищах и, кажется, совсем забыл про эти места. Оставшись без должного ухода, дорога мало-помалу заросла, словно заброшенный сад, точь-в-точь как пекинский зоопарк. Летние дожди и паводки, зимние ветра и снегопады по очереди кромсали охристую землю, пока она не покрылась рытвинами и кустарником. Дорога то взметалась застывшей земляной волной, то вдруг обрывалась ямой. Сквозь щели между камнями упрямо пробивались травинки, вздыбливая твердый грунт.
Любую конную повозку на такой тропе всю истрясет. Преподобный прижал к груди банку с кофе, боясь, как бы подарок викария не разбился. Над его головой попугай крепко вцепился в жердочку и громко жаловался на птичьем языке.
Обоз трясло еще и потому, что вместо обитых железом вязовых колес поставили новые, попроще и подешевле, из тополя. Они были хлипкие и быстро выходили из строя, но и починить их не составляло большого труда. Старина Би не забывал, что впереди степь, а значит, опасное для колес бездорожье. Ему жаль было портить дорогой вяз, поэтому, закупаясь в Чэндэ, он приобрел для повозок новую «обувку».
Преподобный ничего не смыслил в конных повозках и в этом деле полностью полагался на старину Би. Однако он уже ощутил неудобства нового маршрута и чуть встревоженно спросил кучера, не грозят ли им неприятности. Старина Би клятвенно заверил, что трясти будет недолго, все наладится, как только они доберутся до пастбищ. Успокоенный лишь отчасти, преподобный снова спрятался под навес, крепко сжал губы и подавил легкий приступ головокружения.
Следующие четыре дня повозки пробирались к угодьям, двигаясь намного медленнее, чем прежде. Хорошо еще, рядом текла река, спасавшая людей и животных от зноя и жажды. К тому же им повезло с погодой: над головой лишь изредка проплывали легкие облака, в лазоревом, почти прозрачном небе не было ни малейших признаков дождя. В ливень тропа заплыла бы грязью, а то и вовсе случилось бы самое неприятное – паводок.
Пейзаж вокруг непрестанно преображался. Желтовато-серые бугры и овраги сменялись то густыми лесами с белоснежной цветочной кромкой, то тенистыми зелеными ущельями, а впереди, в самом конце дороги, прятались изящные озерца. Каждый раз, когда преподобный отодвигал оконную занавеску, ему казалось, будто он читает приключенческий роман с лихо закрученным сюжетом – ни за что не угадаешь, что ждет героев на следующей странице.
Но кое-что оставалось неизменным – незыблемая громада хребта Сайханьба вдали, грандиозная, как Великая стена. Сайханьба был границей между двумя мирами: монгольской степью и лесами Чжили. Куда бы обоз ни повернул, хребет, далекий и словно бы недосягаемый, по-прежнему виднелся на горизонте.
Как только люди покинули места, где когда-то велась охота, в здешних краях снова закипела жизнь. Каких только птиц ни водилось в лесах; они сбивались в стаи и со звонкими криками проносились по небу. Если усыпанные ягодой кусты вдруг начинали шуршать и подрагивать, значит, за ними кто-то притаился: косуля, олень, заяц или кабарга; иногда на глаза попадался кабан. Если бы кучерам вздумалось сорвать с клетки Стражника брезент, открыть дверцу и выпустить льва на свободу, тот, пожалуй, решил бы, что очутился в раю. Дикие животные скрывались за плотной стеной деревьев и в пышных ярусах зелени. Преподобный даже не подозревал, что зеленый цвет бывает таким разным, и с трудом находил слова, чтобы описать все его оттенки.
В этом безлюдном уголке почти не встречалось других путешественников, равно как и признаков былого присутствия человека. Преподобному все сильнее мерещилось: современная эпоха уже отступила прочь, краски цивилизации блекнут, время повернулось вспять и увлекает их в дремучую старину.
Как-то раз впереди показалось небольшое поле, неровно поделенное на пашни. Когда повозки подъехали ближе, стало ясно, что пашни усеяны бледно-желтыми цветками. Преподобный, которому всегда хорошо давалось природоведение, сразу узнал маки. Старина Би объяснил, что маковые посевы – дело рук фермеров, бывших арендаторов с угодий. Все они давным-давно перебрались на новые земли и лишь в пору сбора урожая проведывали старые участки.