Подавленное настроение передалось даже животным. Павианы съежились и присмирели. Тигровые лошади, когда настало время одолеть подъем, принялись выкрутасничать и не угомонились, пока их хорошенько не огрели плеткой. Одному Стражнику все было нипочем: он лежал в своей темной, накрытой брезентом клетке и знать не знал, что творится снаружи. Кормят досыта, и ладно, больше его ничего не заботило.
Рацион Счастливицы сильно урезали, она стала недоедать и шагала уже не так бойко. По иронии судьбы, в то время как слониха перебивалась скудным пайком, лев вовсю чревоугодничал. Старина Би купил в Чэндэской управе несколько баранов, к тому же на Муланьских пастбищах было полно дичи. Один из кучеров, опытный охотник, скрывался ненадолго в лесу и возвращался со связкой зайцев или фазанов – лакомствами, которые Стражник уплетал за обе щеки. Хищник, в отличие от слонихи, был не слишком разборчив – мясо есть мясо, какая разница, как оно зовется и откуда взялось?
Преподобный не сомневался: если сейчас отпустить Стражника на все четыре стороны, он тут прекрасно заживет.
Миссионер не мог не заметить, что дорога постепенно идет в гору и что вверх по склону они ползут уже дольше, чем ехали по ровной поверхности. Не раз упряжные были близки к тому, чтобы подвернуть ногу; что же касалось телег, если бы Счастливица не подпирала их хоботом, неизвестно, сколько бы они еще протянули. С их тополиной «обувкой» все время что-то приключалось, и кучера волей-неволей обходились подручными средствами – шли в лес, рубили дерево и наскоро стругали новые плохонькие колеса.
Старина Би твердил преподобному, мол, хорошо, что подъем становится круче, значит, мы не ошиблись с направлением и в самом деле движемся к проходу через Сайханьба. Преподобный Кэрроуэй не понимал, правду ему говорят или просто успокаивают, но как бы то ни было, сделать он все равно ничего не мог. Его внимание переключилось на Счастливицу. Теперь, когда поблизости не было ни одного пригодного для купания водоема, бедняжка снова изрядно посерела.
Спустя три дня тяжелейшего пути, когда силы были уже на пределе, они наконец достигли узкой расщелины на вершине хребта.
Над горным проходом нависали каменные зубцы, огромные, хищные, словно высеченные ножом и топором, с острыми выступами, обращенными вовнутрь – будто крокодил задрал кверху жадную пасть. Рядом неровным полукругом высились груды мшистых валунов. По всей видимости, проход создала не природа: когда-то здесь, вероятно, случился обвал, часть скалы рухнула, и в камне образовалась брешь. Люди ее заприметили, расчистили, чтобы переправляться на другую сторону, и брешь превратилась в потайной лаз, соединивший внутренние земли со степью.
Ширина лаза составляла всего семь-восемь чжанов[47]
, в которые с трудом могла протиснуться пара идущих бок о бок крупных повозок. У входа неожиданно обнаружилась кособокая стела, на вид старая-престарая. Надпись на ней была уже совсем нечитаемой.Место это, по словам старины Би, называлось Даохокоу, «Щербинка на ноже». Имя говорило само за себя – расщелина и впрямь напоминала зазубрину на лезвии, которая появится, если рубануть кинжалом по чему-то твердому.
Весь груз был перепакован, веревочные узлы туго завязаны, колодки к деревянным колесам приделаны. Кучера натянули вожжи, и повозки одна за другой медленно, на тормозах, двинулись через проход.
Когда настал черед Счастливицы последовать их примеру, она вдруг замерла, опустила хобот до самой земли, и в ее взгляде мелькнуло сомнение. Она будто почувствовала, что горный проход разделяет не только угодья и степь – он разделит многие жизни, людские и звериные, на «до» и «после». Оставишь его позади, и смутные, неясные очертания судьбы вмиг обретут четкость, а сны станут ближе к реальности.
Счастливицу охватили смятение, испуг, робость, а главное, страх неопределенности. Эта умница подсознательно понимала: если она не отступит сейчас, обратной дороги уже не будет. Всю свою жизнь она провела в заточении, в «слоновьем дворике», мир вокруг которого безнадежно застыл. Недели назад стены ее темницы пали, и внутрь хлынул бурный речной поток, с ревом унося пленницу в опасную стремнину. Счастливица попросту не успевала привыкнуть к столь невыносимо быстрым переменам.
Заметив, что слониха странно себя ведет, преподобный велел старине Би остановить лошадей и вернулся назад, чтобы ее успокоить. На сей раз Счастливица не откликнулась на его ласку – она беспокойно размахивала хоботом, отшвыривала к скале мелкие камушки под ногами и не обращала внимания на его уговоры.
Тем временем к расщелине подъехала, покачиваясь, повозка со Стражником. Ни одна другая телега в обозе не прогибалась под такой тяжестью, как она. Толстые веревки крепко удерживали клетку со львом у бортов кузова, сверху, чтобы не случилось ничего непредвиденного, по-прежнему был накинут брезент.