Зоопарк на краю света

Старый лама усмехнулся. Наверняка следы были проделками интриганов из храма Ма-вана. От этих невесть откуда взявшихся псевдомонахов только того и жди. Лама слышал, что ма-ванские монахи частенько захаживают в зоопарк и что они с миссионером на короткой ноге. Значит, чтобы подобраться к «Ноеву зоопарку», следовало сперва разделаться с храмом.

А, точно, нельзя забывать про Шагдара. Вот кто был истинным зачинщиком, если бы не этот полоумный, преподобный Кэрроуэй еще в самом начале остался бы с носом.

Старик раскладывал мысли по полочкам и не мог избавиться от недоумения. Откуда вообще на их головы свалился этот зоопарк? Как он завоевал такую странную поддержку? Лама поблагодарил приятеля, сунул копию телеграммы в рукав и вернулся в монастырь. Кто бы о чем его ни спрашивал, он лишь молча качал головой, как будто новость уже улетучилась из его памяти.

Весна в Чифэне наступала позже, чем на Центральной равнине[101]. Когда после томительной зимы проклевывалась в степи трава, араты сбивались в компании и направлялись в Чифэн – пополнить оскудевшие запасы поваренной соли, чая в брикетах, скобяных изделий и лекарств, а после нагуляться по этому оживленному городу, чтобы было о чем рассказать дома детишкам.

С тех пор как открылся зоопарк, аратов так и тянуло побыть в Чифэне подольше. Это удивительное место уже стало окрестной легендой, и каждому пастуху не терпелось взглянуть на него собственными глазами.

Как-то раз в Чифэн приехал с товарищами молодой арат из Шилин-Гола; покончив с делами, он перекинул через плечо седельную сумку и отправился в «Ноев зоопарк». Монгол подивился мощи Счастливицы, грозности Стражника и долго с завистью любовался Талисманом (которого теперь звали Баатаром).

В это время к арату подошел приветливый старый лама и что-то шепнул ему на ухо. На лице простодушного кочевника отразился испуг. Дослушав монаха, он посмотрел вдаль, на Счастливицу, затем перед собой, на Стражника, и его глаза вспыхнули фанатичным блеском. Молодой человек склонил голову, старик потер ладонью его макушку, после чего пастух и лама разошлись в разные стороны.

Стражник был свидетелем этой сцены; звериное чутье подсказало ему, что творится неладное, и он беспокойно зарычал. Ни о чем не подозревавшие посетители восхищенно заахали. Один только Сяомань понял, что означал этот рык. Мальчик отыскал преподобного Кэрроуэя и с криком потянул его за край одежды. Миссионер решил было по лицу ребенка, что лев заболел, однако Сяомань в ответ на его догадки лишь качал головой.

Преподобный Кэрроуэй удивился, пробормотал что-то успокоительное и вскоре ушел. Сяомань удрученно прислонился к решетке загона, не понимая, как объяснить, что происходит. Вдруг чья-то тень загородила свет. Сяомань поднял голову: перед ним стоял сторож с железной лопатой на плече, мрачный, с острым взглядом, способным, казалось, прочесть на лице Сяоманя причину его тревоги.

Мальчик вытянул руку и указал на шилинголского пастуха, который как раз направлялся к выходу. В глазах сторожа запылала смертельная злоба, но не успел он сжать покрепче лопату, как арат уже прошел через арку, свернул за угол и исчез из виду.

– Не успели, – бесцветно бросил сторож.

Его ладонь сдавила слабое детское плечико. Сяомань вытаращил глаза – и от боли, и оттого, что впервые услышал от сторожа столь длинную для него фразу.

Арат из Шилин-Гола и знать не знал, что минуту назад его жизнь висела на волоске. Покинув зоопарк, он, взволнованный, вернулся в город и зашагал прямиком на Вторую улицу, где на восточной стороне стоял храм Ма-вана.

Арат пробыл в храме минут десять и затем снова показался в дверях.

– Странно тут все устроено, – сообщил он своему товарищу, – как заходишь – утыкаешься в глухую кирпичную стену, разве что справа оставлен узкий проем, в него-то ты и сворачиваешь и только тогда попадаешь во двор главного павильона.

Товарищ развеселился.

– Я смотрю, ты у нас теперь не пастух, а знаток фэншуя[102]?

Арат покачал головой.

– Схожу-ка я в полицию.

В полицейском участке молодой человек нервно заявил, что храм по своему строению напоминает волчье логово. Степной волк хитер, он не роет прямые туннели, вход в его нору необычайно узок, а внутри непременно найдется крутой поворот. Из-за него снаружи не видно, есть ли кто в норе, пули и стрелы, двигаясь по прямой, не причиняют волку вреда, дым не проникает вглубь, а того, кто вздумает забраться в логово, притаившийся за поворотом зверь сожрет заживо. Вот откуда пошла пословица «Жалея ребенка, не поймаешь волка»[103]. Нора слишком тесная для взрослого человека, в нее может пролезть только ребенок. Как только он заползает за поворот, взрослые теряют его из виду; дальнейшая судьба ребенка зависит исключительно от его удачи.

В степи водилось много волков, шилинголский арат часто охотился на этих хищников и отлично знал их повадки. Крутой поворот прямо напротив входа в храм Ма-вана тотчас напомнил ему волчье жилище. Страж порядка тоже счел это подозрительным и доложил обо всем заместителю начальника полиции.