Зорге. Под знаком сакуры

— Не бойся. У Старого Фу ничто ни на что не намотается. А намотается — не видать тебе свежего рыбьего антрекота, как собственной задницы. — Рыболов, сипя, стискивая зубы, с трудом выбрал линь метров на пять, потом качнул головой отрицательно и простонал сквозь сжатые губы жалобно — сам себя жалел: — Не выдохлась еще! — Отпустил линь, тот с треском приподнялся, хлобыстнул концом по макушке волны, срезал ее, будто ножом и поспешно ушел в глубину.

Сильная рыба неистовствовала.

— Здорова, зар-раза! — просипел Старый Фу. — Того гляди, пароход остановит.

— Не остановит, — уверенно произнес рядом с Зорге звучный женский голос, Рихард с улыбкой потерся подбородком о воротник плаща — это была та самая европеизированная японка с утонченными чертами лица, светлой кожей и уверенными, хотя и мягкими движениями.

— Готов биться о заклад, я сейчас угадаю, кто вы по профессии, — произнес Зорге, с улыбкой повернувшись к японке.

На лице японки ничего не отразилось — ни удивления, ни вопроса — видимо, к ней часто обращались с разными глупостями.

— Это совсем неинтересно, — произнесла японка, по-прежнему глядя вниз, на измотанного рыбака, — было видно, что он устал, но и рыба, соблазнившаяся тухлым кальмаром, тоже здорово устала: рывки ее уже не были таким резкими, способными сломать железный флагшток, как пятнадцать минут назад. — Да и не так уж интересна она, моя профессия.

Под левый борт парохода подгреблась длинная неровная волна, приподняла корпус, оснастка пронзительно заскрипела.

— Такелаж запел свою унылую песню, это к шторму, — сказал матрос, стоявший рядом с рыбаком, он был готов в любую минуту прийти на помощь. Был он также изрядно изношен, как и Старый Фу, лицо собрал в такой сморщенный кусок кожи, что в нем ничего, кроме нескольких пригоршней морщин, не осталось.

— Может обойтись, Красавчик Ли, — сказал рыбак, — может быть и другое: из императорского дворца придет сообщение, что тебе на живот должны повесить бронзовую медаль…

— Какую? — загоревшимся голосом спросил Красавчик Ли.

— «За самое прожорливое брюхо императорской Японии» первой степени с подвеской из куска сала.

— Тьфу! — с досадою цыкнул слюною в воду Красавчик Ли. — Ты говорить говори, но не заговаривайся. Не то я тебе говорилку наполовину укорочу.

— Ой-ой, от страха у меня даже коленки затряслись. — Старый Фу, извернувшись всем телом, подтянул рыбину к судну, стиснул зубы, но опять не удержал линь, отпустил. — Не выдохлась еще, — пояснил он сам себе сипло, измотать может не только меня, но и весь пароход вместе с пассажирами.

— По профессии вы — актриса, — сказал Зорге японке, — но в национальном театре не играете.

— С чего вы решили? — спросила японка. В голосе ее послышался интерес.

— У вас хорошо развита мимика лица, а национальный японский театр — это театр масок, там все, в том числе и лица актеров, подчинены одной формуле — формуле неподвижной маски.

— Верно. — Японка согласно качнула головой.

— Позвольте представиться вам. — Зорге снял покрытую моросью шляпу. — Рихард Зорге, немецкий журналист.

— Исии Ханако, певица.

— Вы, конечно же, живете в Токио, — сказал Зорге.

— Об этом нетрудно догадаться… Да, живу в Токио. Как вы думаете, что за рыбу умудрился зацепить этот человек? — Ханако показала вниз, на Старого Фу, который делал все, разве что только на голову не становился, чтобы измотать добычу.

Если он не измотает ее, не измочалит, то рыба сделает это с человеком, более того, она сможет просто-напросто убить его.

— Думаю, он зацепил большого марлина, — задумчиво проговорил Зорге. — Марлин — очень сильная рыба.

— Сильнее акулы?

Наивный вопрос, чисто женский.

— Акула никогда не нападает на марлина. Если только стаей, по-волчьи. Кстати, у марлина и скорость больше. Для сравнения, марлин — это современный самолет, а акула — неспешный летательный аппарат времен Эрлио, этакий медлительный майский жук.

Исии глянула на Зорге с уважением и одновременно недоумением, он понял, что она не знает о майских жуках совершенно ничего. На Дальнем Востоке их нет.

Линь стал выскакивать из воды реже, хлестки делались все глуше, натяжка веревки слабела — добыча выдыхалась.

— Как бы нам под занавес рыба не устроила извержение Фудзи, — озадаченно просипел Старый Фу.

— Вас понял, — готовно отозвался Красавчик Ли, поспешно соскользнул вниз, на небольшой слип, устроенный под кормой парохода специально для подобных рыбалок. — Мы, Фу, тоже не женским мизинчиком деланы. — Он ухватился рукой за линь, притянул его к себе. — Готовься, рыба рядом.

Старый Фу также ловко соскользнул вниз, снова взялся за линь.

— Я готов.

Сбоку накатил водяной вал, обдал моросью людей.

— Доставай багор и топор, — скомандовал Старый Фу, отдернул руки от линя, боясь, что тот в очередном хлестке прижмет пальцы к железному стояку. Случаев, когда рыба отрезала леской пальцы незадачливым добытчикам, на японском побережье бывало много.