Зов из глубины веков

– Этот опыт может быть выражен как внутреннее символическое путешествие, когда нами движет судьбоносный призыв перешагнуть за границы себя в область неизведанного, то есть углубиться в себя, чтобы раскрыть в своей душе божественную тайну, скрытую от неопытного взора. Ведь мы начинаем задумываться о том, что значит Бог, в чем смысл нашего бренного существования потому, что в нашей психике происходит глубинная трансформация. Эти идеи всплывают сами по себе в нашем разуме, и так это было испокон веков в каждом человеке, которому предлагалось вступить на этот путь. Мы впервые осознаем это и не можем понять, что в нас вопрошает, что взывает в нас к такому самоосуществлению. Говорит же в нас несовершенный человек, который может стать больше, чем он есть на данный момент. Если мы откликаемся на этот призыв приблизиться к таинственному источнику, то мы начинаем свое приключение длиною в жизнь. Но бывает, что человек остается на том месте, где и был прежде. Это дело совести каждого, готов ли он потерять свою душу ради Царствия Божьего, о чем сказано в Евангелии. Вступив же на этот путь, мы вынуждены проходить мучительную стадию столкновения с одним лишь злом в нас самих, с нашим Я, к которому мы привязаны всем существом, к нашему низшему эгоистичному существу со своим обыденным существованием. Высшего идеала, трансцендентного блаженства, сознательности и благоразумия нам мешает достигнуть наша же природа. А о достижении этом свидетельствует не какое-то чудо, а то, насколько широко мы смотрим на вещи, на себя самих. Мы испытываем страдания, так как страдает наше незрелое Я, не способное воспринимать все беспристрастно, так как для этого нужно прожить опыт отречения от собственного самоутверждения. Только тогда можно вырваться из этих ограничений, когда мы пытаемся познавать себя, поднимаясь всеми возможными способами над собой. Достигнув в этом деле успехов, можно найти то самое успокоение души, когда человек становится свободным в своем существовании, свободным от различных сдерживающих самопознание барьеров. В свободе познания человеком максимально возможных пределов, доступных опыту и есть смысл трансценденции, духовного пути, когда человек и может жить во славу Бога.

– Кажется, я понимаю, о чем вы говорите. Выходит, этот путь дело только личной внутренней борьбы? А как это связывать с внешними обстоятельствами жизни?

– Не имеет значения, как воспринимают вас другие. В большинстве своем люди умеют только хорошо приспосабливаться к бытовым условиям, к среде, в которой живут, и считают это самым правильным и умным ходом. Для них такой духовный путь не имеет практической пользы. И в этом случае конфронтации для человека нет ничего, кроме осознания своего одиночества. Важным должно являться для вас мнение только близкого человека. И то это мнение должно служить лишь некоторой психологической поддержкой для вас. Столкновение с людскими предрассудками это тоже испытания. Испытания эти суть переживания, которые заключаются в том, что человек все время представляет себя морально загнанным в угол, пойманным в клетку, когда вокруг него нет спасительного круга, чтобы глотнуть свежего воздуха, воздуха свободы. Обреченность, моральное поражение это символическое переживание смерти. Не физической смерти, а символической смерти нашего Я. Мы должны пожертвовать нашим Я ради высшего блага, что значит, мы должны отринуть от себя наш эгоизм в пользу жизни трансцендентным. И после этой символической смерти мы можем заново, так же символически родиться обновленными. Этим может ознаменоваться переход к новому рубежу жизни во внешнем мире. В этот период вы раскрываетесь как личность с психологической точки зрения, когда проходите эти испытания достойно, и сохраняя полное спокойствие духа. Все внешние условия жизни это лишь обстоятельства, лишь явления, которые объективно даны нам. То, что происходит на авансцене одно, а за кулисами идет свой процесс, который основывает ваше мировидение и определяет то, как вы будете реагировать на эти внешние обстоятельства. И это дело всей жизни. Такой путь может занять долгие годы.

– А если рассмотреть христианство, не отрывая его от церковного мировоззрения. Я вспоминаю о том, как причастился в монастыре. Для меня литургия всегда представлялась своеобразным действием, которое затрагивает наш внутренний мир, но при этом не проникает в него в полной мере. Можно испытать некоторое чувство трепета во время причастия. Но все же это оказывается только внешним церемониальным проживанием мифа по вашей логике?